class="p1">—Мала ты пока для любви. Давай–ка беги в ванную, — и, развернув её, подтолкнула к двери.

Марья, смеясь, побежала принимать водные процедуры, а Оливия стала вынимать чистые вещи.

«Пока мала, а скоро восемь стукнет, а там и не заметишь, как заневестится. И Иван скоро в пору войдёт. Сказал, что только устроимся на месте, так в кузню пойдёт. Хочет в ученики попроситься. Отец у него кузнецом был, Тимофей и Иван…. Везёт мне на кузнецов», — и она улыбнулась.

Взгляд Оливии остановился на окне, и она подошла к нему. Выглянув, она увидела, как по проезжей части сновали люди, повозки, телеги. Даже проехала конка.

Подул ветерок и ласково прошёлся по её лицу, и сквозь листву дерева, стоящего около ограды, она увидела лицо Тимофея.

Сердце больно кольнуло, и она прошептала:

—Хватит! Не тревожь меня! Ты же сам знаешь, как мне больно. Не рви мне сердце! Любимый мой!

И она тихо смахнула непрошеные слёзы.

В эту ночь Оливия ворочалась долго, пытаясь уснуть и не разбудить дочь.

Её терзали мысли о новом месте. Как там всё сложится? Найдёт ли она общий язык с соседями? Как примут их люди?...

И мысли унеслись в другом направлении, отодвинув насущные.

И что сейчас делает Тимофей? Как он там? Простил ли Фроську? Как Дарья — подружка её ?....

Все, наверное, поверили, что они погибли. Может, это к лучшему!

«Что ни делается — всё к лучшему!» — промелькнула запоздалая мысль, когда Оливия уже засыпала.

Она так упорно всё время отодвигала любые мысли о своей прошлой жизни! Не хотела ворошить их, думать и строить догадки. Хотелось забыть, но ей это не удавалось, — они назойливо, нет и нет, да вспыхивали в голове, причиняя боль.

18

Прикупив продуктов на первое время, они после обеда выехали в Почай.

Фёдор обмолвился, что до него путь близкий, один час и будут на месте.

Оливия даже не успела поспать в телеге, как показалась деревня после поворота с тракта.

— Здесь тридцать домов. Только десять пустыми стоят, — хворь унесла жильцов. Так что лишние руки им нужны. И они будут рады любому. Поля здесь большие, сеют много, а убирать рук не хватает, — объяснил он и остановился около дома.

Вероятнее всего, это был дом старосты: двухэтажный, с каменным фундаментом. Большое крыльцо, на втором этаже балкон, а резные только ставни. Можно сделать вывод, что этот дом строился недавно — нет знакомого красивого оформления.

Аккуратные домики, утопающие в кустарниках и деревьях, некоторые из которых были окружены цветами, стояли по обе стороны дороги, уходящей за горизонт.

Пространство было заполнено гомоном домашней скотины и смехом детей.

Вверх уходил дымок из труб растопленных печей. Почти в каждом доме, как и положено, женщины занимались своими делами.

Даже воздух донёс до них запах испечённого хлеба. Деревня жила своей размеренной жизнью.

Фёдор легко соскочил с телеги и твёрдой походкой направился к дому.

Постучав в дверь, он зашёл, а затем, немного погодя, вышел с мужчиной средних лет. За ними вышла хозяйка, обтирая руки о фартук, и с большим интересом рассматривала их.

— Проедем. Покажу дом. Хороший. Ещё триста лет простоит, — окинув их взглядом и садясь рядом с Фёдором, сказал он.

Оливия не могла с точностью определить, сколько ему лет: может, он и не среднего возраста — она всё время сравнивала внешность по своим меркам.

Не научилась она определять возраст людей, да и не видела их так уж много за всё это время.

Маняше было сто пятьдесят лет, а выглядел на лет семьдесят. А у этого седина ещё не красовалась: ни в чёрной бороде, ни в волосах — вот как определить его возраст? Мужественное лицо, подстриженная борода и зоркие глаза.

«По–моему в этом мире фишка у мужчин — иметь такие острые глаза, которые как ножом режут», — отметила она.

Проехав немного, они остановились около дома. Он ей чем–то напоминал их, старый.

На резных ставнях, карнизах, фронтонах и наличниках красовались причудливые узоры.

Во дворе — сарай, летняя кухня. Староста открыл дверь, на котором висел замок, и пригласил внутрь.

— Все пустые дома мы закрываем, так что тут всё должно быть в целости и сохранности. Сарай тоже на замке. Воровства у нас в деревне нет. Зовут меня Михей. По любому вопросу обращайся ко мне. Вот ключи. Обстраивайтесь, Фёдор с семьёй!

— Я уеду, а это моя сестра, Оливия. Будет жить с детьми, — смущённо проговорил Фёдор.

— Одна? Без мужа? — удивился Михей.

— Так получается, что одна, — прокашливаясь, ответил он.

— Ну, это ваше дело! Оливия, если в город надо, подходи. Вижу, что продуктов у тебя маловато. Молоко и яйцо можно у соседей купить. Я попрошу их принести вам. Детей надо кормить, а вы — с дороги, — и, оглядев её, он вышел.

«Неразговорчивые мужики! Сказал коротко, ясно и по существу», — подумала она, провожая его взглядом.

— Я помогу всё занести, — виновато прозвучало от Фёдора, будто он и в самом деле оставляет свою родню на чужбине.

Она кивнула, в душе сожалея, что ему пришлось пройти сквозь неприятную ситуацию. Кто же мог подумать, что за его суровой внешностью спряталась такая чуткая и добрая душа?

А вон оно как! Сожалеет!

Фёдор сразу определил продукты в сени, а вещи поставил на лавку. Смущённо обвёл взглядом их и, проронив:

— Обживайтесь. Всего вам доброго! — вышел.

Оливия тоже вышла вслед за ним, чтобы проводить, и на прощание обняла.

— Спасибо. Доброго тебе пути! — произнесла она.

Он кивнул и быстро выехал со двора. Девушка немного постояла, наблюдая, как он удалялся и вскоре пропал из вида.

Окинув взглядом улицу, она увидела любопытных соседей, наблюдавших со стороны картину их расставания.

— А что? Прощание с родственником прошло мирно и спокойно на радость соседям. Душераздирающих сцен не планировалось, — прошептала она.

Немного поклонившись, будто здороваясь с ними, Оливия зашла в дом и произнесла:

— Добрыня, принимай хозяйство. Это теперь наш дом.

— Мам, а ты кому говоришь? — она увидела удивлённые глаза детей.

— Как кому? Хозяину дома. Домовому.

— А ты его видишь?

— Я вижу. А вам он сам решит: показываться или нет. Только об этом — молчок. Не обязательно всем знать, что у нас есть защитник и помощник.

— Пойдём, выберем себе