Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 54
Перейти на страницу:

– Так он перестал ставить на взрывы?

– Отец не вполне уверен. И тайком совершает рейды – проверяет девайсы Стака.

Женщина на покрывале лежала неподвижно, в самой бессильной позе – ноги раскинуты, руки раскинуты, ладони, лицо обращены вверх, глаза закрыты. Может, ей сообщили, что предполагается появление солнца, а может, она и не хотела солнца, может, она ложилась здесь каждый день, в одно и то же время – таково было ее смирение, послушание, вера.

– Он вернется через пару недель. Чтоб явиться в свою школу джиу-джитсу. В свой додзе, – сказала Эмма. – Особый случай.

А может, она, обитательница нашего дома, однако неизвестная мне, средних лет, просто хочет вырваться из квартиры, сбежать на несколько часов от офисной жизни за перегородками, как и мы, как и сотни тех, кого мы видели, пересекая парк и направляясь к Эмме – бегуны, бездельники, игроки, родители, толкающие перед собой коляски, – на время вышли в неограниченное пространство и испытывают очевидное облегчение; мы разрозненная масса, и именно поэтому безопасная – можем свободно смотреть друг на друга, отмечать, восхищаться, завидовать, удивляться.

Подумай, едва не сказал я. Есть множество других мест, где собираются толпы, тысячи кричат, скандируют, отступают под натиском полицейских со щитами и дубинками. Моя мысль вклинивается глубже, ничего нельзя поделать – погибшие и погибающие, руки связаны за спиной, головы размозжены.

Мы ускоряем шаг – она хочет прийти домой вовремя, успеть на матч Уимблдонского турнира, на свою любимую теннисистку, латышку, которая, яростно отражая подачу, каждый раз эротично вскрикивает.

Если б я совсем не знал Эмму, то что видел бы, передвигаясь по улицам без особой надобности – в сторону банка или почты. Я видел бы то, что есть, правда ведь, или то, что мог собрать бы из того, что есть. Но теперь все иначе. Я вижу улицы и людей вместе с Эммой на улицах и среди людей. Она не фантом, а только чувство, ощущение. Я вижу не то, что, как мне представляется, видела бы она. Это мое восприятие, но она находится внутри него или равномерно в нем распространилась. Я ощущаю ее, чувствую ее, она, я знаю, занимает во мне ту часть, которая санкционирует все эти моменты, с определенной периодичностью, с людьми и улицами.

Из отверстия в банкомате вылезли двадцатидолларовые банкноты; не выходя из кабинки, я принялся пересчитывать купюры, одни крутить, другие переворачивать, чтоб упорядочить их расположение в пачке. И утверждал, сам с собой соглашаясь, что эту процедуру должен бы осуществлять банк. Банк должен выдавать деньги, мои деньги, в надлежащем виде: десять банкнот, по двадцать долларов каждая, все анфас, обращены лицом ко мне, неиспачканные деньги, чистые деньги. Пересчитал купюры еще раз, наклонив голову, съежившись, – я отгорожен от людей в кабинках по обе стороны от меня, отделен, но не забываю об их присутствии, чувствую их справа и слева и почти что прижимаю деньги к груди. Не похоже на меня. На кого-то другого похоже – это отшельник какой-нибудь забрел случайно в полупубличное пространство и теперь стоит тут, просчитывает.

Я коснулся экрана, чтоб распечатать квитанцию, потом – отчет о движении средств, остатках средств, и, завернув деньги как следует в эти несерьезные, скользкие, едкие бумажки и крепко сжав в руке, покинул кабинку-стойло. На людей в очереди я не смотрел. У банкоматов никто никогда ни на кого не смотрит. О камерах слежения я старался не думать, однако на экране собственного, внутреннего прибора для самонаблюдения видел себя прекрасно – как напрягся всем телом, скрючился, когда доставал деньги из банкомата, подсчитывал, раскладывал, опять подсчитывал.

Но в самом ли деле осторожность и интроверсия здесь выходят за рамки? Разве люди таким не занимаются? Манипуляции с деньгами, повышенное внимание: пощупать кошелек, пощупать ключи – это всего лишь иной уровень повседневной жизни.

Сижу дома. Реестр движений, просчеты и выводы, данные и реквизиты, мой неактуальный смартфон, обязательства по кредитам, новый баланс, последняя расплата и дополнительные затраты – все развернулось передо мной на старом ореховом столе Мэдлин, и я пытаюсь определить источник того, что представляется незначительной систематической ошибкой, отклонением от логичной концепции числа, чистым сопротивлением надежной цифры, ведь ценна и единица, пусть даже каждую неделю сокращается целое.

Я подробно рассказывал Эмме о собеседованиях, ей очень нравились мои описания упомянутой процедуры – с имитацией голосов, а то и с дословным воспроизведением замечаний интервьюеров. Она понимала, что я не высмеиваю этих мужчин и женщин. Просто, изображая особую ситуацию общения, использую документальный метод, к тому же мы оба знали: главное действующее лицо таких историй – сам рассказчик, по-прежнему безработный.

Выглянуло солнце, и я подумал о женщине, распростертой на моей крыше. Повсюду женщины: Эмма в складном кресле, рядом, на расстоянии захвата, латышка и ее соперница на экране – покрываются потом, вскрикивают и такие комбинации используют, отбивая мяч, что можно было бы, наверное, перспективную научную работу написать в области поведенческой психологии.

Уже час или около того не обсуждали ничего серьезного. В таких моментах я полагаюсь на Эмму. У нее приемный сын, развалившийся брак, она занимается детьми с особенностями развития, а у меня что есть? Доступ на прохладную крышу с прерывистым видом на реку.

– По-моему, ты радуешься, когда идешь на собеседование, – сказала она. – Бреешься, ботинки чистишь.

– Пара приличных ботинок – вот и все, что у меня осталось. Я не то чтобы не забочусь о статусе, просто, так сказать, последовательно небрежен.

– Питаешь особые чувства к тем приличным ботинкам?

– Ботинки похожи на людей. Приспосабливаются к ситуации.

Мы смотрели теннис, пили пиво из высоких стаканов, которые она хранила в своем приземистом холодильнике – складывала в морозилку. Замерзшие стаканы, темный лагер, момент, игра, партия, одна женщина подбрасывает ракетку вверх, другая выходит из кадра, первая падает навзничь на травяной корт в радостном самозабвении, широко раскидывает руки, как та, у меня на крыше, кто бы она там ни была.

– Объясни, что такое теннисная ракетка. Вот что, наверное, я сказал бы себе в юности.

– И должен был бы это сделать, – предположила она.

– Или попытаться.

– Теннисная ракетка.

– В юности.

Я рассказал ей, что частенько входил в темную комнату и стоял там с закрытыми глазами, погружая сознание в окружающую обстановку. Рассказал, что до сих пор так делаю, правда, крайне редко, и никогда не знаю, в какой момент захочу это сделать снова. Просто стою в темноте. Лампа на комоде рядом с кроватью. А я стою себе с закрытыми глазами. То есть я вроде Стака.

– Вроде как медитируешь, так кажется, – предположила она.

– Не знаю.

– Может, пытаешься освободить сознание.

– Ты такого никогда не делала.

1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 54
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?