— Марина не возвращалась?

— Нет. Мы бы позвонили, если бы она вернулась.

— Что с дыхалкой?

— Отрабатывали деньги, которая Маруся на мудака своего потратила. Этот мальчишник он запомнит надолго. Урод.

— Без мокрухи, надеюсь? Хотя, похуй. Можно и с мокрухой. Вы еще в клубе?

— Да, мы тут еще побудем, может, Марина за вещами вернется. И подруге ее позвонили, кстати. Если Марина придёт к ней, она нам позвонит. Ну, а мы тебе, соответственно.

— А гондон этот?

— Тоже здесь.

— Говоришь, перетирал с дружками, как трахал Марину?

— Прикинь? Типа, она хуже бревна.

— Встретишь моих парней? Покажешь им, чью рожу мать родная узнать не должна?

— Без проблем, Камазик.

— Давай, до связи.

Пока пара ребят с дубинками ехали по душу Марусиного бывшего, я снова покружил по району, пешком заглянул в темные дворы, поспрашивал у редких прохожих, но не нашёл ни единого следа Маруси.

Может, повезёт, и окажется, что у нее здесь подружка какая-нибудь живёт?

Зазвонил телефон.

— Что у вас?

— Слушай, Камаз. Ну, мы нашли тут похожую по описанию в другом районе. На остановке сидела. Но она вообще босая, ничего не говорит и только плачет. Она, нет? Одета по-шлюшьи, как ты описал. На Марину Олеговну разок среагировала. Куда её?

— В мой кабинет. Принесите ей какое-нибудь одеяло, стакан воды и обогреватель. И не трогайте её больше. Сейчас приеду.

Наверное, еще никогда я так быстро не шёл к собственному кабинету. Колотящееся за рёбрами сердце настоятельно напомнило о том, что я уже не пацан, и бегать даже на короткие дистанции без предварительной основательной разминки мне лучше не стоит. Но ноги точно знали, что меня нужно как можно скорее донести до, похоже, теперь уже во всех смыслах отмороженной Маруси.

Распахнул дверь кабинета. Взглядом сразу нашёл спину Маруси, завернутую в темно-синий плед. Опущенная голова с медно-русыми завитушками слегка содрогалась вместе с плечами в такт тихому плачу.

Зашёл в кабинет и аккуратно прикрыл за собой дверь. Обойдя Марусю, остановился ровно напротив неё. Понимая, что сама она голову не поднимет, чтобы хотя бы посмотреть на меня, присел рядом с ней на корточки и коснулся ее ноги ниже колена через толщу пледа.

— Эй, Маруся, — позвал я её едва слышным шёпотом.

Она никак не отреагировала. Лишь тихо-тихо всхлипнула и поспешили утереть нос платком.

Из-под края пледа выглянули пальцы ног.

— Почему ты босая?

Слегка качнув головой, Маруся предпочла отмолчаться. По опухшему лицу, носу и затекшим глазам я понял, что плакать она не прекращала с момента выхода из клуба. И, похоже, еще не скоро остановится. Так и до обезвоживания можно дореветься. Хоть водой бы сопли запивала.

— Пойдём. Я отвезу тебя домой, — нормально и обычным своим голосом говорить не получалось. Как ссыкливый пацан сидел рядом с ней и боялся спугнуть голосом или движением. Мало ли куда еще может понести Марусю. Придётся скручивать.

Снова вялое движение головой. Отрицательное.

— Ми… Михаил Захарович, — произнесла она вдруг, едва заметно всхлипнув. — Чем я такое заслужила? Я ведь никому никогда ничего плохого не сделала. Почему со мной… так? За что? Я не понимаю. Это ужасно. Лучше тогда, вообще, не жить, чем так. В чем смысл?

Глупая.

— Смысла нет в том, что во время преждевременных родов у тебя умирает жена и ребёнок. А в том, что произошло с тобой сегодня, Маруся, очевидно, смысл какой-то есть. Не знаю, какой. Я не знаток отношений и женской натуры, но, думаю, со временем ты сама разберешься.

Плач стих. Серые заплаканные глаза уставились на меня, не моргая. Не знаю, что она пыталась увидеть на моем лице, но смотрела она долго.

— Ваша жена?… — дрогнули покусанные губы.

— Не надо, — остановил я её, качнув головой. Я и так сказал больше, чем мог сказать по этому поводу за последние семь лет. Это не та тема, о которой я буду когда-либо говорить ещё. Встав на ноги и выпрямившись во весь рост, я снова обратился к девушке. — Если ты закончила реветь, то поехали домой. Я донесу тебя до своей машины. Либо ты можешь надеть мои ботинки, а я переобуюсь в кроссовки. У меня здесь есть, — указал я на шкаф в углу, на дне которого с лета пылились кроссовки.

Маруся не спешила мне отвечать. Утерев сопли, тоже встала со стула. Синий плед соскользнул с ее плеч, практически обнажив ее фигуру. Под распахнутым пальто было короткое подобие её обычной блузки, обнаженный живот, короткая клетчатая юбка, едва прикрывающее белое кружево белья, и чулки, которые оказались рваными на коленях и ниже.

Похоже, побитые Марусины коленки — это уже какая-то её особенность. Если не по глазам узнаю, так по коленям — точно.

— И ты в таком виде ходила по городу?

Ничего не ответив, Маруся вдруг нерешительно обхватила мою шею руками. Словно привыкая ко мне или давая мне самому возможность привыкнуть к происходящему, не размыкая рук, подошла вплотную к моему телу. Мягко прижалась и обняла крепче, когда я нерешительно обхватил ее талию в ответ.

Так мы и простояли. Долго и молча. Я не решался разомкнуть рук первым. Не хотел. По крайней мере, обнимая меня, Маруся не плакала и не всхлипывала. Дышала только как-то странно, словно пыталась что-то удержать в себе.

— Простите, я… кхм, — отпрянула она плавно и сделала шаг назад. Опустила глаза, более на меня посмотрев. — Я, наверное, позволила себе лишнее… Не стоило…

— Ботинки или на руках? — перебил я ее, понимая, какой темы она хочет еще раз коснуться.

— Ботинки, — кивнула она, быстро приняв решение. — В доме лифт всё ещё не починили. Вам будет тяжело нести меня.

— Тогда надевай быстрее, пока не остыли.

Сняв с себя ботинки, развернул их к Марусе, чтобы ей было удобнее надевать. Сам же дошёл до шкафа и достал из него кроссовки, постучав их друг о друга, чтобы отлетела пыль.

— Едем? — спросил я, когда, надев кроссовки, выпрямился и посмотрел на притихшую девушку, смотрящую в пол или на платок в своих руках.

— Да, — выронила она едва слышно.

До машины мы шли в молчании. В машине молчали тоже. Лишь после клуба, забрав её вещи, я нарушил тишину, чтобы узнать, как она оказалась в другом конце города, да еще и босая.

— Я села на такси. Назвала первый пришедший на ум адрес. Денег не было с собой — отдала золотой браслет. Он маленький и старый, но таксисту было достаточно и его. А на туфлях сломался каблук, поэтому я выбросила их в урну рядом