– Из маминого дома. Откуда этот мусор?

– Это не мусор. Это вещи моего отца.

– Они старинные? – От любопытства Фрида толкнула стол бедром, и синяя бутылочка покатилась по поверхности. Рут схватила ее кончиками пальцев. В голове у нее немного прояснилось, но все предметы казались необычайно яркими.

– Я полагаю, они просто старые. Они пережили войну и кораблекрушение, эти вещи. Ну, не кораблекрушение. Но они уцелели. Спаслись даже от моря, я говорю про раковины.

– Они дорогие?

– Ах, Фрида, ради бога! – У Рут вырвался смешок. На столешнице горели лилии. Было легче на них не смотреть. – Вряд ли они чего-то стоят. Но они мне дороги.

– Но можно показать их кому-нибудь – верно? – и выяснить. Джордж должен знать. Он разбирается в таких вещах.

– Я не продам вещи моего отца.

– Вот это, наверное, что-то ценное. – Фрида ткнула в блестящий камешек. – Похоже на серебро.

– Это всего лишь слюда, – сказала Рут. – Посмотри на ярлычок. Твоя мать разводила лилии?

– И потом, существует страховка. Подумай об этом! Что, если дом сгорит, а этот хлам может стоить миллионы!

Фрида коснулась пальцем изгиба раковины, и та издала дрожащий звук.

– Красиво, – сказала Рут. – Музыкальная раковина.

Фрида дотронулась до другой. Эта раковина была пятнистой, но Фриду привлекло не это, ей в голову пришло кое-что другое.

– Рути, – сказала она, – где ты все это взяла?

– Там были еще и другие раковины, большие. Как они называются? Как-то на «к». Ах да, каури.

– Каури не такие уж большие.

– У нас было несколько больших, на которых были вырезаны сцены из жизни острова. Они должны быть где-то здесь.

Фрида наклонилась к полу. Это движение казалось таким непринужденным, таким легким. Когда она снова выпрямилась, в руке у нее была коробка. Она потерла ее стенки большими пальцами и заглянула в пустые углы. По ее лицу было видно, что она ее узнала, как будто тоже помнила эту коробку с детства.

– Это коробка моего отца, – сказала Рут. – Моя коробка.

Фрида молчала. Она прижала коробку к подбородку, изучая. Потом повернулась и кинулась по коридору в свою комнату, и Рут начала припоминать, чтó Фрида там найдет.

– Ты меня заперла! – крикнула Рут.

Поднявшись с кресла, она бросилась к лилиям. После того как она проглотила кучу таблеток, подняться и броситься вперед не составило труда. Лилии были еще влажными. Рут сорвала оберточную бумагу, чтобы оказаться ближе к ним. Каждый лепесток был густо-розовым, но к середине выцветал до белого, а тычинки, затрепетавшие, когда Рут поднесла их к лицу, желтые от пыльцы. Фрида взвыла в своей комнате. Рут укрылась в лилиях. Они пахли чистотой и свежестью. Пахли садом, в котором нет соли.

Фрида тихо шла назад по коридору. По-прежнему с коробкой в руках она вошла на кухню, как на покосившийся пирс. Ее плечи были отведены назад, а грудь полна воздуха, как если бы она собралась перечислить дни недели, но она этого не сделала. Она даже не закричала. Посмотрев на Рут, прижимавшую к себе цветы, она сказала:

– Они не твои.

Рут крепче прижала к себе лилии.

– Они от Ричарда, – сказала она.

– Бедная глупышка. Отдай их мне.

– Я не глупышка.

– Ну, тогда ты просто спутала. Бедняжка Рути, как всегда, не очень хорошо соображает.

– Неправда, – сказала Рут, но признала, что выражение «не очень хорошо соображает» вполне адекватно описывает ее состояние после липкого яркого сна.

– Ну хорошо, – сказала Фрида. – Давай посмотрим. Сколько тебе лет?

– Семьдесят пять.

– Какого цвета у меня глаза?

– Карие.

– Назови столицу Фиджи.

– Сува.

– Неправильно.

– Нет, правильно, – сказала Рут. – Я там жила. Я знаю.

– Нет, не знаешь, – сказала Фрида. – Тебе это просто кажется. Вот я и говорю, что ты не очень хорошо соображаешь. А теперь, когда мы с этим покончили, ты, может быть, скажешь мне, что делала в моей комнате?

– Это моя комната. И лилии мои.

– Отдай их мне. Я поставлю их в воду.

– Нет.

Фрида приблизилась. Она протянула руку с коробкой, как будто это было лучшее хранилище для цветов, потом отвернулась и бросила ее в корзину для мусора, стоявшую возле кресла Рут.

Рут вздрогнула:

– Я знаю, ты была у Ричарда. Почему? И как моя коробка оказалась у тебя под кроватью?

– А что ты делала у меня под кроватью?

– Ты меня заперла.

– Я никого не запирала! – крикнула Фрида. Теперь она была на кухне, отдирая от своих сердитых пальцев прилипшую к ним мокрую бумагу от лилий. Она швырнула ее в мусорное ведро. – Я просто закрыла дверь, чтобы ты не гуляла по саду с этими ловушками в траве. Не запирала я этих проклятых дверей.

Но Рут пробовала их открыть. Пробовала.

– Чего ты хочешь? – спросила она, потому что ей пришло в голову, что Фрида чего-то хочет от нее, постоянно хочет, хочет, не признаваясь в этом.

– Я хочу, чтобы ты извинилась за то, что устроила погром в моей комнате, – сказала Фрида. – Испортила мои вещи и вторглась в мою личную жизнь. Я хочу, чтобы ты отдала мне эти лилии и признала, что Сува не столица Фиджи.

Рут покачала головой.

– Ну что ж… – сказала Фрида и с ничего не выражавшим лицом принялась сметать все предметы с обеденного стола.

Они с легким стуком перемещались по поверхности, сталкиваясь и цепляясь друг за друга, а бутылочки, упав, завертелись в разные стороны, но рука Фриды направила их на край стола, откуда все они свалились в корзину для бумаг. Ничего из стекла не разбилось, все вещи улеглись аккуратно и спокойно, словно вернулись на привычные места, и уютно устроились в корзине, как прежде в коробке. Это напоминало волшебный фокус. Потом Фрида подняла корзину, поставив себе на бедро, как неловкого ребенка, открыла дверь одним быстрым движением руки и по-прежнему степенно вышла в сад.

Рут не могла понять, каким образом открылась дверь, но, спрятавшись за лилии, она чувствовала себя в безопасности. Последовав за Фридой, она смотрела, как та вытряхивает содержимое корзины на вершину дюны. Некоторые раковины и кораллы, немного покачавшись на месте, в конце концов скатились вниз, а пыль и песок, поднявшись в воздух грязным облаком, мгновенно умчались с ветром, словно отбыв в заранее оговоренном направлении. Коробка, выпав из ведра, немного повисела в потоке прибрежного воздуха, но после краткого безнадежного полета упала в траву. Потом Фрида вытянула руки, и корзина для бумаг взлетела к небу на фоне заходящего солнца и покатилась к берегу.