— Всё может быть… — пожала я плечами и, бросив: «Вы тут постойте, я сейчас», побежала на улицу.

Кондиционер исправно гонял воздух. Странно. Если б уехал, наверное ж, выключил бы…

Я вернулась в холл и спросила охранника, видел ли он Бронштейна после нашего возвращения с пожарища. Караульный доложил, что с того времени сосед квартиру не покидал. Я ещё больше заволновалась и поделилась с парнем своим беспокойством.

— Видите ли, Борис Абрамович неважно себя чувствовал, а теперь не отзывается на звонки. Боюсь, не случилось ли чего? Давайте дверь взломаем.

— Зачем? — охранник непонимающе уставился на меня.

— Как зачем? — разозлилась я. — Вдруг ему с сердцем плохо? Лежит там сейчас один и даже до телефона дотянуться не может!

— Ну а ломать-то зачем? — тупо переспросил охранник, а у меня возникло стойкое желание треснуть его кулаком по макушке. Но осуществить своё намерение я не успела, так как парень добавил: — На вахте же ключи есть.

А сразу нельзя было сказать?!

Он покопался в столе и выудил связку.

— Вот. Они до Нового года уехать собирались, оставили комплект на всякий случай. Мало ли что. Когда Борис Абрамович вернулся, я хотел ключи отдать, но он только отмахнулся. Ладно, думаю, хозяину виднее.

Караульный прошествовал мимо Виктора к двери, несколько раз позвонил, затем постучал, после чего открыл замки.

— Повезло, что засов не задвинул, — распахнув дверь, произнёс он и первым двинулся вглубь квартиры.

Мы вошли следом и увидели в гостиной Бронштейна, лицом вниз лежащего на диване. Охранник достиг ложа с небольшим отрывом от Виктора, схватил за запястье свисающую до пола руку Бориса Абрамовича и бойко возвестил:

— Всё, умер.

— Что?! — вскрикнула я и, едва успев ухватиться за стену, сползла на паркет.

Хоть я и опасалась, что соседу плохо, но никак не ожидала, что настолько…

— Ты что, придурок?! — сквозь «ватное» пространство донёсся до меня возмущённый голос Азарова. — Кто умер, чучело?! Спит он.

— А мне показалось, мёртвый, — оправдывался парень. — Холодный такой и пульс не прощупывается…

— Показалось ему! — ещё сильнее разозлился Виктор. — В следующий раз, когда что-то покажется, перекрестись, прежде чем пугать людей своими идиотскими выводами!

Мозг мой незначительно прояснился, по крайней мере, я смогла осознать, что Бронштейн всё-таки жив. Однако мрак перед глазами не рассеивался. Я по-прежнему чувствовала себя не слишком хорошо и менять положение не торопилась.

Виктор временно отвлёкся от соседа и кинулся ко мне. Усадил в кресло, а сам побежал за водой. Вернулся он довольно быстро, протянул мне стакан и попросил охранника срочно вызвать скорую.

— Зачем? — сделав глоток и окончательно приходя в себя, воспротивилась я. — Мне уже лучше.

— Не для вас, — пояснил Виктор, — для соседа. Боюсь, помешательство его не случайное. Вы идти можете?

— Могу.

Он забрал у меня стакан и повёл на кухню. Там, на столе, стояла объёмная аптечка, рядом валялись пачки с лекарствами, названия которых были мне сплошь незнакомы.

— Она здесь и была, когда я вошёл, — сказал Виктор, указывая на коробку. — И таблетки тут же лежали, — он взял в руки одну из упаковок.

— И что? — спросила я, не вполне понимая, к чему он клонит.

— А то, что, например, этот препарат, — Виктор потряс коробочкой, — может вызвать галлюцинации. Его без назначения врача вообще принимать нельзя. Если наш герой этих таблеточек переел, запросто мог впасть в то своеобразное состояние, которое вы наблюдали. Тут ещё и целый арсенал снотворных. Если он ещё и их сверху накидал, могло давление упасть, недаром охранник его трупом посчитал. Но это так, из разряда предположений. Дождёмся медиков, пусть разбираются.

Да, да, да, помню во времена моей юности, у одной моей подруги был подобный случай с братцем… Тоже галлюциногенов обожрался. Целую ночь ему разные смутные страшилки мерещились, а к утру он явственно «увидел», как под окном их квартиры старуху убивают. Буквально всю ножом истыкали. Выбежал дурила в одних плавках спасать несчастную, а «убийцы» истекающую кровью жертву бросили и за ним «погнались». Свидетель же! Он от них по району пару кругов намотал, затем забежал в соседний дом, в лицах изобразил эту жуткую историю жильцам и вызвал скорую с милицией. Естественно, на свой домашний адрес.

Всё это происходило ранним утром. И родные, конечно, были ни сном ни духом, что мальчик таблеточками обкушался. Вот удивились-то, когда к ним и скорая, и милиция ввалились, убиенную старуху искать!

Но тот-то по молодости и по глупости. А чтобы взрослый серьёзный мужчина…

Слава богу, неотложка по нашему вызову приехала быстро — я уж думала, этот бесконечный день никогда не кончится.

— Суицид? — деловито уточнил врач, после того, как Виктор предъявил ему упаковки с лекарствами, и Борису Абрамовичу была оказана первая помощь.

— Нет-нет, случайность, — поспешно заверила я. — По ошибке принял.

— В любом случае мы его забираем, — заторопился доктор. — Лучше ему в стационаре находиться.

— Скажите, а где его можно будет завтра найти? — засуетилась я.

Врач указал мне координаты той самой больницы, куда я так боялась отправлять ополоумевшего соседа. Мы проводили бригаду до машины и наконец-то вернулись домой, где ещё часа два перетаскивали цветы в отдельную комнату, чтобы Федька их случайно не повредил.

Потом Виктор пошёл с ним гулять, а я, не дожидаясь их возвращения, уползла в постель. День, перенасыщенный неприятными событиями, утомил настолько, что даже умыться сил уже не было.

Да, не так я представляла «тихие семейные вечера» в компании Виктора Андреевича…

Ночь пролетела, как одно мгновение. Безо всяких будоражащих воспоминаний и сопутствующей им бессонницы. По звукам за плотно задёрнутыми шторами угадывалось, что утро давно наступило.

Я потянулась, перевернулась на живот и обхватила руками подушку. Как ни лениво, а пора вставать. Я теперь птица не свободного полёта, валяться до полудня позволить себе не могу. А жаль…

Ранний подъём — самое гнусное изобретение человечества. По крайней мере, для классических «сов». С самого детства, изо дня в день портить людям жизнь — просто гениальная выдумка! Соперничать с ней может разве что другая антигуманная акция — экзамены. Вот уж где истинный садизм! Неужели надо непременно мучить этим извращением бедных учащихся, когда любой мало-мальски внимательный преподаватель и так прекрасно знает, кто на что способен? Не говоря уж о том, что у некоторых особо трепетных «ланей», вроде меня, от одного только слова «экзамен» в голове вакуум образуется. Даже если они весь предмет наизусть вызубрили.