стен выстроились цепочкой солдаты. Сначала солдат в зале очень удивил наш фаготист, который на фаготе сыграл какое-то произведение для фагота и фортепьяно. После концерта, пришедший поблагодарить офицер, сказал музыканту: «Спасибо за Ваш «гранатомет». Т. е. солдаты приняли фагот за гранатомет (а действительно, похож) и не понимали, как же на нем можно еще и играть. И еще был случай. Одна певица нашего театра уже в почтенном возрасте на концерте пела песенку Графини из оперы «Пиковая дама». В ней есть два куплета, которые разделены репликой в адрес сопровождающих на спектакле Графиню приживалок: «Чего вы тут стоите, вон ступайте». И вот идет концерт, певица спела первый куплет и, как это бывает в спектакле, повернувшись несколько в левую сторону, якобы к приживалкам, (которых, конечно, не было) спела: «Чего вы тут стоите, вон ступайте» Тут же за кулисами левой стороны прозвучала команда: «Направо! Шагом марш!», и все услышали ритмичный звук уходящих со сцены солдат. Бедные солдатики неожиданно были лишены возможности приобщиться к искусству.

В конце 1973 года Борис Александрович Покровский начал репетиции оперы С. Прокофьева «Игрок». Это очень интересное произведение. Мне оно было особенно интересно, т. к. в казино в Висбадене, где проигрался Ф. Достоевский, я был и всю атмосферу игорного зала и поведение игроков я уже прочувствовал.

В «Игроке» мне была поручена роль Маркиза. Я, как всегда, особенно у Б. А. Покровского, очень аккуратно ходил на все репетиции и активно репетировал. Но в январе 1974 года у меня были личные гастроли по оперным театрам Болгарии. Борис Александрович разрешил мне туда поехать. Я пел там Ленского и Альфреда (Травиата). Попал я в Болгарию в очень трудное для этой страны время. Тогда был известный энергетический кризис. Пока я ездил по городам Болгарии, тем более по югу, я ничего не заметил, а когда приехал в Софию, вот тут я на себе испытал всю «прелесть» этого кризиса. Тогда гостиницы отапливались по скользящему графику, и мне попалась именно та, которая не отапливалась.

«Игрок» Д. Королев – Маркиз, А. Огнивцев – Генерал, А. Масленников – Алексей

Я промерз всю ночь, и на утро улетел в Москву. По прилету через несколько дней я загремел в больницу с пневмонией, которая перешла в бронхиальную астму. Это очень повредило всей моей дальнейшей карьере. Мне пришлось отказываться от целого ряда гастролей и сольных концертов. Когда я лежал в больнице, моя жена Тамара все точно передавала мне, и что в театре делается и, в частности, как идут репетиции «Игрока». Конечно, они уже вошли в решающую стадию. Я попал в больницу за месяц до премьеры. Генеральная репетиция оперы «Игрок» проходила 4 апреля 1974 года.

На программке этой репетиции к опере «Игрок» Борис Александрович Покровский написал для меня очень трогательное послание. «Дорогой Денисик! В эти тревожные выпускные дни не забываем о Вас! «Это – судьба!» Вас должно успокаивать то, что нам без Вас труднее, чем Вам без нас! Однако, ждем и ждем! Обнимаю Покровский». Конечно, я вернулся еще не скоро. Выписался я только 20 мая. Одна журналистка, которая беседовала с Покровским, потом мне рассказала, что его очень огорчила моя болезнь. Он сказал: «У меня вышел из строя один артист, который был мне очень нужен». И еще мне передали (правда, это было, еще до моей болезни), что А. Д. Масленников, хотя мы с ним в этой опере пели разные роли, зная, что он единственный исполнитель роли Алексея Ивановича, ходил к Покровскому и ставил условие, что или в спектакле поет Королев или он. Ну, Покровскому много условий не поставишь. Борис Александрович ему ответил: «Нет, будешь петь ты и будет петь он». Вот только не получилось. Прав Покровский: «Это – судьба!» Пролежав два месяца в больнице, я, конечно, вышел из формы и попросил директора (тогда это был композитор Кирилл Молчанов) дать мне для реабилитации отпуск без сохранения содержания. Получив этот отпуск, я уехал в Кисловодск. К репетициям приступил я только после летнего отпуска всего театра, в начале нового театрального сезона. Поэтому мое первое выступление в опере «Игрок» в роли Маркиза задержалось и случилось только 28 января 1975 г.

Маркиз – Д. Королев

24 апреля 1975 года я был введен в партию Анатоля Курагина в опере С. Прокофьева «Война и мир». Предполагаю, что это было сделано, чтобы подстраховать А. Д. Масленикова в этой партии на предстоящих гастролях в США. Эта роль веселого, бесшабашного молодого человека, готового волочиться за любой юбкой. Мне она очень импонировала, и я работал над ней с большим удовольствием и усердием.

Анатоль Курагин – Д. Королев

В июле 1975 года коллектив оперы Большого театра впервые выехал на гастроли в США. Тогда прямых авиалиний из Москвы до Нью-Йорка не было. Мы летели сначала до Парижа, а потом уже до Нью-Йорка. В Париже мы почти два часа погуляли в аэропорту Орли. Это огромный пересадочный пункт, где постоянно садятся и взлетают самолеты. Интервал, наверное, минута или чуть-чуть больше. После Орли еще восемь часов полета до Нью-Йорка. В Нью-Йорке поселили нас в «Мэйфлауэр-отель» (Майский цветок). Это в центре города на краю Центрального парка. Название Мэйфлауер очень популярно в Америке. Именно так называлось судно, на котором в Америку приехали первые поселенцы из Европы. Мы потом часто встречали это название в разных местах. Из окон отеля был прекрасный вид на парк. Но нас предупредили, что в вечернее время в парк ходить не надо, там много криминальных элементов.

Спектакли проходили в Метраполитен-опера, известный на весь мир своими постановками и певцами. Театр относительно недавно был заново построен. Акустика была там просто превосходная, как будто все звуки усиливаются, но без усилительной аппаратуры и без эффекта эха. Наши артисты из хора пробрались наверх, в техническое помещение, которое над зрительным залом и увидели, что по всей площади пола (а для зала – это потолка) расположен огромный медный лист. Вот он, вероятно, и создавал такую замечательную акустику. Как я уже писал, стоимость самой акустики и настройки ее такая же, как стоимость строительство всего театра.

Очень интересно устроено освещение зала. Помимо большого плафона (а не традиционной хрустальной люстры) вдоль лож висят небольшие хрустальные люстры, совсем не традиционные для оперного театра, по пять штук с каждой стороны. Люстры висят низко, поэтому создается впечатление, что они