Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Значит, отец сказал что-то такое, отчего мать пришла в негодование. Что же это могло быть? Наверняка обвинил ее в своей измене. Конечно, в подобных случаях виноваты кто угодно, только не сами изменники.
– Мама, ты же ближе к полуночи хотела переодеться, не помнишь?
Ни о чем подобном речи не было, но Яна тут же подхватила кинутый ей спасательный круг.
– Да, конечно! Я же хотела поразить всех кругом своими великолепными нарядами! Пошли!
Они дружно поднялись и пошли к выходу, оставив Касаткина смотреть им вслед.
Зайдя в фургон и плотно притворив дверь, Даша спросила:
– Что случилось, мама?
Яна сложила руки на груди защитным жестом.
– Представляешь, он мне заявил, что всю жизнь любил только меня!
– Ты ему веришь?
– Уж очень странно он выражал свою любовь. Я ему так и сказала. А он заявил, что в свое время я недостаточно была к нему… эээ… обходительна, поэтому он был вынужден искать утешения у других баб!
Даша принялась смеяться.
– Мама, я сразу поняла, что он тебя упрекает в своих прегрешениях. Это так стандартно.
Яна посмотрела на хохочущую дочь и вдруг засмеялась тоже.
– Как хорошо быть мужчиной! Какую бы пакость ни сделал, виновата всегда жена! Эх, и почему я не мужчина?
– При современном уровне медицины это вовсе не проблема.
– Стать мужчиной невозможно даже с помощью самых новейших достижений хирургии. Им надо родиться. Причем обязательно в России. Никаких обязательств, никаких обязанностей. Сплошные удовольствия.
В голосе матери звучала такая горечь, что Даша встревожилась. Обычно мать держалась легкомысленно, говоря, что дурочкам жить легче.
Нервно хихикая, Яна вынула ярко-розовое платье для коктейлей. Прикинув его на себя, повернулась к дочери и спросила:
– Не слишком ярко?
– Дело ведь не в платье, а в тебе. Как ты себя будешь в нем чувствовать.
– Да, как-то не по обстановке. Это не тусовка в Москве, где каждый старается переплюнуть соседа. Надо что-то поскромней.
Она вынула длинное платье, но тут же бросила его обратно.
– А, вот то, что надо!
В ее руках оказалось шифоновое полупрозрачное платье до середины икры на тоненьких бретельках. Она быстро натянула его, поменяла туфли, взлохматила волосы и покрутилась. Впрочем, «покрутилась» слишком сильно сказано. В тесном пространстве она еле повернулась вокруг себя.
– Ну как? Одобряешь?
Платье и в самом деле было симпатичным. И, хотя сквозь тонкие слои шифона просвечивало тело и нижнее белье, слишком откровенным его никто назвать бы не смог.
– Нормально. Иди и добей папашку окончательно.
Яна покивала головой.
– Нельзя сказать, чтобы я жила все это время только для того, чтобы увидеть его вытянувшуюся физиономию, но это все-таки чертовски приятно! Но тебе тоже стоит поменять имидж.
– У меня больше ничего нет.
– Какая ерунда! Зато у меня нарядов больше, чем требуется. Все равно все их я не надену. Размер у нас один, у тебя только рост повыше. Почему бы тебе не надеть розовое? Тебе-то оно вполне кстати.
Даше не очень хотелось переодеваться, но, чтобы угодить матери, надела розовое платье. И удивилась, до чего преобразилась невзрачная особа в зеркале.
Освежив макияж, они вернулись в зал. Максим сидел там, где они его оставили. Не заметно было, чтоб он с кем-то танцевал или участвовал в очередном конкурсе.
Завидев жену с дочерью, он встал им навстречу и поспешно отодвинул кресло для Яны. Устроившись, поудобнее, она непринужденно его поблагодарила:
– Спасибо за заботу, дорогой экс!
Касаткин удивленно захлопал глазами.
– Что за экс?
– Бывший. Экс-чемпион, экс-президент, экс-муж. Что тут непонятного?
Максим заскрежетал зубами.
– У меня вообще-то имя есть.
– Просто я так привыкла и менять свои привычки не считаю нужным.
Ее пригласили танцевать, и она, не обращая внимания на протестующего Максима, умчалась танцевать. Он с досадой следил за ее выкаблучиванием на эстраде. Во всяком случае, так он заявил дочери:
– Она с этими выкаблучиваниями все ноги себе переломает. Не маленькая уже.
Даша с подковыркой его успокоила:
– Папа, мама на таких тусовках бывает по нескольку раз в неделю. И танцует до утра. У нее большой опыт, так что не волнуйся, пожалуйста!
– Когда она была моей женой, она не скакала по разным сомнительным вечеринкам!
– Да, она мне говорила, что с тобой скука была смертная.
Максим даже поперхнулся.
– Скука? Смертная? Со мной?
Даша пожала плечами.
– Насколько я знаю, в последнее время перед разводом дома тебя практически не было. Ты не думал, что мама переживала?
– Не думал! Она такая была равнодушная, что я был уверен, что ей все равно!
Даша в изумлении посмотрела на отца.
– А если бы она себя так вела, тебе тоже было бы все равно?
– Нет, конечно!
– Вот и ей было не все равно. Просто она спасала остатки своей гордости.
– Да лучше бы она мне пару пощечин залепила! Я тогда, может, в себя бы пришел!
Даша холодно его одернула:
– Не ищи виноватых, отец. Кроме тебя, их нет. И почему ты думаешь, что мама к тебе вернется? Мне кажется, без тебя ей гораздо приятней. Она ведь не зависит от тебя и твоих денег. Она самодостаточный человек.
– Вот в этом-то вся и трудность!
– И помогать я тебе не буду, не думай. Я достаточно навидалась твоих миленьких подружек и не хочу, чтобы мама вставала с ними на одну доску.
Максим с внезапной горячностью пообещал:
– Она никогда наравне с ними не была и не будет!
Даша внимательно посмотрела на отца. В его глазах было то, что раньше Даша никогда не видела – досаду и печаль. Неужели для него наступило время переосмысления?
– Ты здоров?
– Абсолютно. Не знаю, правда, что со мной, но мне надоело так жить. Я понял, что время, прожитое с твоей матерью, было лучшим временем в моей жизни.
На место вернулась Яна, оживленно блестя глазами.
– Милый праздник, правда, Даша? Я и не предполагала, что будет так весело. Ежели бы кое-кто не приехал, было бы еще веселее.
Касаткин сделал вид, что не понял, о ком речь. К ним приближался еще один желающий потанцевать с Яной, поэтому Максим поднялся, и, выговаривая приглашение на танец, поднял ее с места, не дожидаясь согласия.