Из-за подкладки пиджака вылетела какая-то маленькая бумажка и мягко спланировала на пол. Чтобы не заставлять Леопольдовну лишний раз нагибаться и не слушать ее ворчания, я подобрала бумажку и понесла на кухню, чтобы выбросить в мусорное ведро – все равно по дороге кофе нужно поставить…

Однако не тут-то было: в приступе хозяйственного рвения Анна Леопольдовна ведро не только опустошила, но и вымыла, и теперь оно сохло, перевернутое вверх дном. Я машинально взглянула на бумажку, чтобы решить, куда ее выбросить.

Это был билет на электричку. «Куда это наш престарелый ловелас ездил?» – подумала я с веселым любопытством, все еще находясь под впечатлением слов Леопольдовны. Потому что раз билет выпал из кармана Петра Ильича, то, стало быть, купил его он для себя.

На билете было напечатано: «Октябрьская железная дорога; Московский». Значит, ехал он с Московского вокзала… Так… Зона третья, это недалеко от города… Дата – 11.06.2013. Так… А вот это уже совсем интересно. Ведь Петр Ильич утверждал, что приехал в наш город первый раз после длительного перерыва. Якобы пятнадцать лет у нас не был. А тут вдруг выясняется, что он был в Питере в июне этого года. Вот ведь как.

Меня охватил приступ раздражения. Слишком много в последнее время всего навалилось – Мишкина подозрительная авария, вся эта петрушка с «Домовенком»… И в довершение всего я имею на руках доказательство, что мамулин разлюбезный Петр Ильич самым вульгарным образом ее обманывает. Но, с другой стороны, если я сейчас ворвусь к нему в комнату, брошу билет ему в лицо и потребую объяснений, старый хитрец от всего отопрется. Скажет примерно так, что билет не его, он понятия не имеет, как этот билет попал в карман пиджака и вообще: «Я не я, лошадь не моя, и сам я не извозчик».

И я точно знаю: мамуля ему поверит безоговорочно, а мне устроит развеселую жизнь. А ссориться с мамулей сейчас я не в состоянии – нервы натянуты до предела из-за беспокойства за Мишку.

Воровато оглянувшись, я спрятала билетик в карман халата, решив придержать доказательство двуличности Петра Ильича до более подходящего случая.

За завтраком мамуля выглядела озабоченной.

– Петр Ильич нездоров, – сообщила она таким тоном, каким, наверное, придворные сообщали о недугах высочайших особ, – постарайся не шуметь, у него очень болит голова.

Я пожала плечами: шуметь я и вовсе не собиралась, а собиралась уйти из дома через полчаса после мамули.

Мамуля ушла, Петр Ильич из своей комнаты так и не выходил и не подавал никаких признаков жизни, а я спохватилась, что забыла поговорить с мамулей о тряпках. Дело в том, что вчера вечером Кап Капыч дал мне дельный совет.

– Александра, – сказал он, отведя меня в сторонку, – тебе нужно сменить имидж.

– Чего-чего? – возмутилась я с ходу. – Мишка в больнице в тяжелом состоянии, а ты предлагаешь мне думать о тряпках?

– И о косметике, – очень серьезно подтвердил Кап Капыч. – Ты пойми, девочка, – продолжал он помягче, – это очень серьезно. Ведь вы с Михаилом работали над этим делом вместе, стало быть, тебя тоже могли срисовать…

– Кто? – задала я глупейший вопрос.

– Злоумышленники, – терпеливо объяснил Петя, – те, кто устроил аварию Мишке.

– Если они хотели заткнуть мне рот, то уже опоздали, – завелась я, – потому что «бомба» уже напечатана!

Но как видно, не зря Кап Капыч столько времени давал советы женщинам на своей дамской страничке. Ночью я обдумала его предложение и пришла к выводу: он прав – мне надо изменить внешность. Допустим, меня тоже захотят убить. И будут ждать, когда из подъезда выйдет незаметная тихоня в джинсах и простенькой курточке. А вместо этого наденем что-нибудь экстравагантное и спокойно пойдем, как человек, которому некого бояться и нечего скрывать.

Но мамуля заморочила мне голову своим сердечным другом, так что я забыла спросить разрешения воспользоваться ее гардеробчиком. Ну забыла, и забыла – возьмем без разрешения…

Я долго рылась по шкафам и, наконец, остановила свой выбор на коротеньком пальтеце из меха искусственного жирафа и высоких черных сапогах. Накрасилась посильнее, голову повязала черным шелковым платком – честное слово, родная мать узнала бы меня с трудом!

Затянув пальтишко поясом потуже – с талией у мамули было все в полном порядке, – я хотела постучать к Петру Ильичу и спросить, не нужно ли чего-нибудь, но вспомнила мамулину просьбу не шуметь, еще раз пожала плечами и вышла из квартиры.

Леопольдовна в кухне смотрела сериал и даже не вышла меня проводить.

Не успела я далеко отойти от нашего подъезда, как подвернулся каблук на мамулином шикарном сапоге. Очевидно, таким образом он выражал свое возмущение сменой хозяйки. Чертыхнувшись, я пропрыгала на одной ноге в сторону от дорожки, прислонилась к стене и сняла сапог, чтобы разобраться в масштабах трагедии. Каблук в общем-то держался, только ходить нужно было осторожнее. Я усмехнулась: мамуля-то умеет заставить вещи служить ей с радостью, чего не скажешь обо мне. Но… в жизни всегда есть место подвигу! Я решила, что укрощу проклятые сапоги, чего бы мне это ни стоило.

Вдруг снова хлопнула дверь нашей парадной. Я оглянулась и увидела, что из нее вышел Петр Ильич собственной персоной. Вид он имел совершенно здоровый, бодрый и энергичный, только несколько воровато оглядывался. Так-так, стало быть, опять врет. Никакая голова у него не болит, вон как припустил.

Я удачно скрывалась за густым кустом барбариса (осенью я ничего не имею против этого куста, он ведь не цветет), и престарелый конспиратор меня не заметил. Он решительно направился к остановке троллейбуса, и я, забыв о капризном каблуке, захромала следом – его поведение вконец меня заинтриговало, да еще и найденный вчера билет усугублял таинственность происходящего.

Маскируясь за прохожими и кустами, я подобралась к остановке как раз вовремя: Петр Ильич ловко не по годам впрыгнул в троллейбус с передней площадки. Я юркнула в заднюю дверь, постаравшись, смешавшись с толпой, не попасться ему на глаза, в то же время следя за выходами, чтобы не упустить свой «объект».

Никогда не думала, что наружное наблюдение – такая тяжелая работа. Я вертелась в толпе как уж на сковородке, стараясь не покидать свой наблюдательный пункт, и окружающим такое поведение явно действовало на нервы. Кроме того, женщин раздражало мамулино пальто из меха искусственного жирафа. Какая-то тетка нарочно наступила мне на ногу. Я оглянулась и посмотрела в ее поросячьи глазки. Тетка их не отвела, но и заорать что-то хамское все же не решилась. Ужасно хотелось наступить ей на ногу в ответ, но я испугалась скандала. Было очень важно не упустить Петра Ильича, поэтому я проглотила все слова, что собиралась сказать этой свинской тетке, и отвернулась. Петр Ильич, присевший было на переднее сиденье, вскочил через две остановки, чтобы уступить место старухе в доисторической шляпке с вуалью. Старуха поблагодарила его скрипучим голосом, а когда села, все увидели, что на шляпке у нее кроме вуали располагается еще искусственная птичка с чуть тронутыми молью перышками.