Седобородый поскучнел, вздохнул и ушел, ссутулившись. Из синего пуховика у него торчали в разные стороны перышки.

За окошком в крошечной комнатке сидел за столом шустрый востроглазый парнишка и что-то писал. За ним приткнулся смурной работяга и пилил болванку, зажатую в тиски.

– Слушаю вас, – парень вскинул голову.

– Хм… вы до скольки работаете?

– До девяти, там написано, – парень кивнул на стенку.

– Значит, если я часам к восьми ключи принесу, за час сделаете?

– Смотря какие… – протянул парень, внимательно меня рассматривая.

– Обыкновенные, – буркнула я, очень мне не понравился его взгляд.

– Федя у нас мастер, – кивнул парень на работягу.

Сумрачный Федя никак не отреагировал.

– Значит, сделаете за час, и никакой квитанции, – сказала я парню и добавила, оглянувшись на прейскурант: – Плачу вдвое.

– Втрое, – ответил парень-не-промах.

Мои голубки пили чай на кухне. Стол опять-таки был сервирован по высшему разряду. Я подумала вдруг, что если мне мамулин серебряный набор успел осточертеть, то что же говорить тогда о Петре Ильиче? Как ему надоели, должно быть, мамулины ухаживания, ее чрезмерная забота, эта ее, с позволения сказать, стильность… Откровенно говоря, вытерпеть все это можно, только лишь поставив перед собой важную задачу. Так какова же эта задача? Зачем у нас поселился Петр Ильич? Стоя в коридоре и слушая его разговор и смех, я поняла: он моей матерью совершенно не увлечен. Со стороны, как говорится, виднее!

Дождавшись, когда они уйдут, я поела на кухне, потом убрала за собой посуду. В коридоре было темно, на часах – полвосьмого. Я прислушалась: парочка слушала в комнате у мамули записанный на ноуте концерт Паваротти. Замирая от страха, я подошла к вешалке и залезла в карман пальто нашего гостя. В первом кармане – ничего, только горсть мелочи. Во втором… есть, вот они, ключики! Даже не прячет, старый пройдоха, так уверен в нашей с мамулей глупости и доверчивости!

Когда я зашнуровывала ботинки, мамуля возникла на пороге:

– Ты куда это?

– Сигареты закончились! – крикнула я уже с лестницы.

Парень из мастерской увидел меня в скромненькой курточке и неизменных джинсах, очевидно, у него появились кое-какие сомнения.

– Слушай, у нас не будет неприятностей? – спросил он, принимая ключи.

– Если и будут, то только у меня, – успокоила я его, – давайте, ребятки, скорее…

Сорок минут я слонялась по улицам и ужасно замерзла. Но ключи Федя сделал отлично. Дома за дверью мамулиной комнаты по-прежнему пел Паваротти. Этак любого мужика можно отвадить, о чем она только думает!

Я положила ключи в карман пальто перекормленного бельканто Петра Ильича и облегченно вздохнула.

К счастью, сломанную дверь, деньги на ремонт которой прошлый раз собирали общественницы, починить пока что не успели и в подъезд можно было войти, не зная кода. Навстречу мне тоже никто не попался.

Надо сказать, что я ужасно нервничала – как-никак первый раз в жизни собиралась проникнуть в чужую квартиру. От волнения дрожали руки и ключ долго не мог попасть в замочную скважину. В моем воображении рисовались картины того, как бдительные соседи хватают меня за руку и волокут в полицию, как воровку…

Но ключ, наконец, попал в скважину – да здравствует умелец Федя! – замок открылся, я вошла в квартиру и торопливо захлопнула дверь за собой. В квартире было тихо и слегка пахло пылью и затхлостью. Я несколько секунд постояла в прихожей, унимая сердцебиение, и отправилась на разведку.

Кухня пока не привлекла моего внимания, как и небольшая полутемная спальня. Вторая комната была, судя по всему, кабинетом. Здесь стоял большой письменный стол с многочисленными ящиками и второй стол, поменьше, на котором расположился компьютер с периферийными устройствами.

Я начала с самого простого – стала один за другим выдвигать ящики письменного стола.

В верхнем ящике лежала большая пластиковая папка с отпечатанной на обложке этикеткой: «Новоапраксинский химический комбинат».

Осторожно открыв папку, я увидела кипу недоступных моему пониманию бумаг, содержавших, судя по всему, абсолютно полную информацию об этом самом комбинате – ассортимент продукции, объем выпуска этой продукции за последние годы, объем реализации, списки поставщиков, снабжающих комбинат сырьем и комплектующими изделиями, порядок расчетов с этими поставщиками и с бюджетом…

Наверное, если бы на моем месте был какой-нибудь экономист или хотя бы опытный бухгалтер, эти документы рассказали бы ему все о химическом комбинате, но я смогла только сделать единственный вывод – этот комбинат почему-то весьма интересует Петра Ильича.

А кстати, Новоапраксино – это ведь по железной дороге с Московского вокзала, так что Петр Ильич скорее всего туда и ездил в июне.

Перелистывая документы в папке, я несколько раз натыкалась на знакомую фамилию – Козодоев. Был у меня один знакомый – Никита Козодоев, мы учились с ним в одной школе и даже… Но, разумеется, это не он – мало ли на свете Козодоевых.

Закрыв папку и постаравшись придать ей первозданный вид, я задвинула верхний ящик стола и выдвинула второй.

Здесь меня ждал сюрприз. В этом ящике аккуратно, в хронологическом порядке были сложены все мои статьи за время работы в «Невском вестнике». Статьи – это громко сказано, статей, как таковых, у меня было раз, два и обчелся, да и те – легкая дамская болтовня вроде «Женщины и цветы», но здесь были собраны даже самые маленькие мои публикации, заметки в десять строк. Я просмотрела это скупое досье, и мне стало грустно.

Без малого три года моей журналистской работы оставили после себя тоненькую стопочку второсортных заметок на никому не интересные темы… Нет, в чем-то Петр Ильич был прав: так жить нельзя, если я хочу оставить в журналистике хоть какой-нибудь след!

Но что значит само это досье? Почему Петр Ильич собирал все мои статьи? Неужели только для того, чтобы убедиться, насколько плохо обстоят мои дела, и прийти к выводу, что мне необходимо помочь сделать журналистскую карьеру? Бред какой-то!

Однако меня все больше и больше начинал интересовать этот человек.

Статьи были собраны за все время моей работы в газете, что доказывало факт пребывания Петра Ильича в нашем городе на протяжении долгого периода. Впрочем, я это и так уже знала – само наличие квартиры вполне подтверждало этот факт.

Сложив свои заметки в прежнем порядке, я задвинула второй ящик и приступила к третьему.

Как говорила Алиса, «все страньше и страньше». В этом ящике были сложены фотографии моей мамули. Но это были не милые снимки из семейного альбома и не фотопортреты девять на двенадцать с трогательной подписью: «Дорогому Пете от Ляли», это были не те фотографии, которые можно было ожидать найти в столе у влюбленного старичка – здесь были снимки, профессионально сделанные с большого расстояния при помощи телеобъектива. Уж в таких-то вещах я разбираюсь, в газете у нас работают отличные фотографы, тот же Витька Колобков, например, и мне не раз случалось выезжать с ними на место событий, и вообще, работая в газете, с профессиональной фотографией сталкиваешься часто.