Джеймс и Кэрол приехали, пока Полина была в Хэдбери. У нее нет привычки закупать продукты по субботам, так что, возможно, она уехала нарочно — завтракала, смотрела в окно и вдруг ощутила острую потребность заполнить холодильник и кладовку. К ее возвращению рядом с машиной Мориса уже стоял другой автомобиль.

Полина не смогла отвертеться от совместной трапезы. «Ты ведь завтра вечером к нам придешь?» — спросила вчера Тереза. Невозможно отговориться головной болью на двадцать четыре часа вперед, и в «Далях» не соврешь, будто у тебя назначена другая встреча. Мысль о предстоящем ужине тяготит Полину с утра.

Она сидит в своих четырех стенах и старается не думать о компании в другой части дома, что сложно. Взгляд то и дело устремляется к окну, и всякий раз Полина неизбежно их видит, вместе или порознь. Морис и Джеймс на скамейке, пьют кофе — надо думать, отдыхают от тяжелых литературных трудов. Чуть позже Тереза гуляет с Люком по дороге, одна. Кэрол в шортах и верхе от купальника лежит на коврике в саду, мажет руки и ноги кремом от солнца.

Из коттеджа выходит Морис и встает рядом. Слов не слышно — Морис стоит к Полине спиной. Кэрол не шевелится, просто смотрит на Мориса и улыбается, глаза скрыты за темными очками. Через несколько минут Морис уходит в дом.

Ближе к вечеру Тереза снова с Люком на проселочной дороге, затем к ним присоединяется Джеймс. Где Кэрол? А… До слуха Полины долетают слова Джеймса. Кэрол в ванной, а Морис переписывает абзац и отпустил его размять ноги. Джеймс предлагает Терезе прогуляться до вершины холма.

Полина не слышит ответа Терезы, но по движениям дочери ясно, что той никуда идти не хочется. И Полина знает почему. Знает, как у Терезы мучительно сосет под ложечкой. Предпочла бы не знать, но от опыта и привычки к сопереживанию не спрятаться.

Для животных защита детенышей — простой императив. Дерись зубами и когтями, и если можешь убить врага — убей. Очень хороший принцип. Ясный и понятный всем заинтересованным сторонам.

— Ну что, завтра на сельскую ярмарку? — предлагает Морис. — Гонки игрушечных паровых машин, парад винтажных тракторов. Поедем?

— Мам, в холодильнике есть сливки. — Тереза ставит на стол яблочный пирог. — Не достанешь?

— Нам надо завтра с утра трогаться в Лондон, — сообщает Джеймс.

— Обязательно? — спрашивает Кэрол.

— Моя тетушка, — укоризненно напоминает Джеймс.

— Перелить в молочник? — спрашивает Полина.

— Да нет, оставь в пакете, — отвечает Тереза.

— У Джеймса приезжает тетка из Борнемута, — говорит Кэрол, — и собирается к нам в гости. А мы не можем заболеть гриппом?

— Нет. Это моя любимая тетушка.

Кэрол, глядя на Мориса, корчит гримаску — изображает капризную маленькую девочку.

— Пустяки, это не последняя сельская ярмарка в нашей жизни, — говорит Морис. — А Полина будет счастлива, что ее оставят в покое, верно?

— Джеймс, сливок? — спрашивает Полина.

— Потрясающий пирог, — говорит Кэрол. — Яблоки из своего сада?

— Разумеется, — отвечает Морис. — Собранные рано утром по росе.

— В июле яблок еще нет, — говорит Тереза. — Магазинные.

Кэрол грозит Морису пальцем:

— Ты нарочно меня разыграл!

— Напротив. Я понятия не имею, откуда берутся яблоки.

— И при этом пишешь огромную книгу про деревенскую жизнь! — шутливо возмущается Кэрол. — Стыд тебе и позор!

Морис отвечает ей широкой улыбкой:

— Я деконструирую миф, а не пишу справочник садовода.

— И строго говоря, — подхватывает Джеймс, — книга о туристической индустрии.

— Знаю, — говорит Кэрол. — Я же читала почти все.

Тереза встает, отставляет на кухонный стол свою тарелку с недоеденным пирогом:

— Кто будет кофе?

— На меня не вари, — отвечает Полина. — Я с твоего позволения уйду спать.

— Не уходите, — говорит Морис. — Джеймс привез бутылку кальвадоса. Тереза, где у нас маленькие стаканы?

— Спасибо, воздержусь. — Полина встает и направляется к двери.

— В буфете, — говорит Тереза. — Спокойной ночи, мам.

Полина запирает дверь, ставит чайник, делает себе кофе, садится, берет газету и только тут вспоминает, что забыла очки у дочери.

Чтобы попасть к Терезе на кухню, надо пройти мимо открытого окна, и Полина на миг видит ярко освещенное уютное гнездышко, из которого так недавно вышла. Терезы нет — вероятно, она поднялась к Люку. Джеймса тоже нет, но из сада тянет табачным дымом. Наверное, он вышел с сигаретой — Тереза просит не курить в комнатах, где бывает Люк.

Морис и Кэрол сидят друг напротив друга, их руки сплетены на столе. Полина, быстро проходя мимо окна, успевает заметить выражение их лиц.

Она входит на кухню. Морис и Кэрол разом отдергивают руки. Полина, не глядя на них, идет к буфету и забирает очки.

— А… — говорит Кэрол. — Вы забыли очки.

— Да, — отвечает Полина, — совершенно верно.

Морис встает и, старательно глядя в другую сторону, уходит с бокалом в гостиную. Кэрол остается на месте. Она видела выражение Полининого лица и не отворачивается, а смотрит на нее наглыми голубыми глазами. Так есть, говорит взгляд Кэрол, и так будет, нравится вам это или нет. Полина выходит на улицу. В голове у нее Мира Сэмс. Мира Сэмс и ее последовательницы.

Полина и Тереза в саду, развлекают Люка. Утро понедельника, Джеймс и Кэрол уехали еще вчера, Морис у себя в кабинете. У Терезы такое лицо, будто она не спала ночь. Люк в полном раздрае, то чрезмерно активен, то ударяется в рев.

— Он устал, — говорит Полина. — Давай я попробую его уложить?

— Давай я, — с усилием произносит Тереза.

— Посиди здесь.

Полина уносит Люка в детскую, и тот, еще немного поколобродив, засыпает праведным сном младенца. Морис у себя в кабинете стучит по клавишам. Полина делает две чашки кофе и выходит в сад, где Тереза сидит, уставясь на заросшую сорняками клумбу. Издалека доносится ритмичный грохот — началась жатва. Где-то за холмом работает хлебоуборочный комбайн.

Полина протягивает Терезе чашку:

— Ой… спасибо. Извини меня. Тебе же работать надо.

— Я с большим удовольствием отлыниваю. Нынешняя книга ужасно скучная.

— А что сталось с единорогами?

— У их автора семейные проблемы. У него ушла жена.

— Из-за чего? — немного оживляется Тереза.

Полина начинает объяснять, и Тереза мгновенно теряет интерес. Видимо, думает про себя, что та женщина не ценит своего счастья.

Наступает молчание, которое само по себе разговор, основанный на многолетней привычке читать по взгляду, по лицу. «Смотри, — как бы говорит Полина, — я знаю. Если я молчу, не надо думать, будто мне ничего не известно». — «Да, да, вижу, — как бы отвечает Тереза. — Вот и хорошо, что молчишь. Если ты что-нибудь скажешь, я встану и уйду в дом. Потому что я не могу это обсуждать, а уж с тобой тем более».