И внезапно, в который раз предаваясь этим невеселым умозаключениям, Серилла испытала настоящее озарение. Ей было, в общем-то, наплевать, что станется с Касго и с его положением в Джамелии. Она всего лишь хотела удержать Удачный под властью сатрапа – с тем, конечно, чтобы самой прибрать город к рукам. А это значило… Это значило – разберись, кто в Удачном всего более радел о его низложении, и поймешь, кто назавтра пожелается разделаться и с тобой.

На какой-то миг Серилле отчаянно захотелось вернуть время назад: и почему она, имея к тому все возможности, пренебрегала глубоким изучением Калсиды? У ее мучителя, калсидийского капитана, лежали в каюте какие-то письма. Они были написаны джамелийскими буквами, но на языке его страны. Ей удалось разобрать только фамилии двух весьма уважаемых джамелийских семейств. И при них – денежные суммы. Помнится, ей сразу показалось, что она подобралась к самым что ни есть корням столичного заговора. За что же, спрашивается, те вельможи заплатили калсидийцам? Или, может, наоборот, это калсидийцы за что-то им заплатили? Если бы ей удалось разобрать письма капитана, пока он держал ее там… пока он…

На этом, как обычно, ее разум пугливо отгородился от слишком жутких воспоминаний. Всего же страшнее было осознавать, что сделали с нею те страшные дни заточения и унижений. Пережитое надломило Сериллу, надломило непоправимо и достаточно мерзким образом. Она не могла забыть калсидийского капитана, в чьей полной власти пребывала тогда ее жизнь или смерть. Не могла забыть и сатрапа – развратного, испорченного мальчишку, наделенного тем не менее властью довести ее до подобного состояния. Увы, пережитое заставило ее полностью пересмотреть собственное мнение о себе. Власть, власть мужчин… где могущество, а где и грубая сила. Испытать на себе то и другое – да не сломаться? Что ж, теперь и в ее руках пребывала некая толика власти, и, пока Серилла держалась за нее достаточно крепко, она была в безопасности. Ни один мужчина никогда больше не подчинит ее своей воле. Она достигла определенного положения. Такого, которое могло стать ей щитом. И этот щит она удержит. Любой ценой.

Увы, за власть приходится так или иначе платить.

Серилла вновь приподняла уголок занавески и выглянула наружу. Даже здесь, в Удачном, на нее могло быть совершено покушение. Она знала об этом и никогда не выходила за дверь без охраны. Она никогда не обедала в одиночку и всегда устраивала так, чтобы гостям подавали то же самое, что и ей, и кто-нибудь из них обязательно отведал тех же блюд, которыми собиралась полакомиться она сама. Может, ее в конце концов и убьют, но она умрет не одна! Вот только убить себя она нипочем не позволит. Не позволит и вырвать у себя власть, которой она добилась такими трудами и муками. Этой власти будет постоянно грозить то одно, го другое, но Серилла сумеет отбиться. И уж как-нибудь удержит сатрапа – в безопасности, но отрезанным от мира и без надежды с кем-нибудь связаться. Ради его же блага, разумеется.

Серилла даже позволила себе скупую улыбку. Какая жалость, что его увезли так далеко! Останься он здесь, в Удачном, она бы проследила, чтобы он не знал недостатка во всяких удовольствиях и дурманящих травках, – а значит, был бы вполне управляем. Она бы и с Кикки его как-нибудь разлучила. А потом убедила бы, как мудро с его стороны ни во что не вмешиваться и предоставить ей, Серилле, вести все дела.

Осторожный стук в дверь прервал нить ее размышлений. Она вновь выпустила занавеску и отвернулась от окна.

– Входите!

У служанки была рабская татуировка на лице. Зеленая наколка, по-паучьи распластавшаяся на щеке, вызывала у Сериллы отвращение. Такое отвращение, что она предпочитала вообще не смотреть на служанку – разве что по сугубой необходимости – и вообще с радостью выгнала бы ее вон, беда только, прислужница оказалась единственной, кто худо-бедно знал приличное джамелийское обхождение.

– В чем дело? – спросила Серилла, по обыкновению глядя мимо склонившейся перед ней женщины.

– Госпожа Вестрит желает поговорить с тобой, госпожа Подруга Серилла.

– Пусть зайдет, – ровным голосом ответствовала Серилла.

Правду сказать, неожиданный визит ни в коей мере не способствовал улучшению ее настроения, но показывать это она не намеревалась. Без сомнения, ее решение держать женщину поближе к себе было мудрым: так она могла хотя бы наблюдать за нею, и с этим согласился даже Роэд Керн. Серилла помнила, как невольно возгордилась придуманной хитростью, и это была законная гордость. Незадолго перед этим она тайком встретилась с главами городского Совета, и ее требование заточить Ронику Вестрит привело почтенных торговцев в состояние тихого ужаса. Что за люди! Даже тяготы нынешних времен так и не смогли заставить их осознать правомочность подобного шага. Серилла поневоле стискивала зубы, вспоминая то давнее противостояние. Увы, ей пришлось убедиться, что ее власть над ними была далеко не беспредельной.

Что ж, она быстро с ними сквиталась. Пустила в ход все свое отточенное искусство изящных формулировок – и пригласила госпожу Вестрит погостить у нее в доме Рестаров. Якобы затем, чтобы помочь ей, Серилле, детально разобраться во всех записях покойного Давада, дабы доказать его невиновность – а заодно и свою собственную. Роника колебалась некоторое время, но потом ответила согласием. Серилле воистину было за что себя похвалить. Жизнь под одной крышей с Роникой Вестрит значительно упрощало задачу Роэда Керна, взявшегося за нею шпионить. Небось вскорости выяснит, кто стакнулся со старухой. Правда, и этот блестяще задуманный план не был вполне лишен недостатков. Нет в мире совершенства! Пригласив к себе Ронику, Серилла стала чувствовать себя так, словно пригрела у себя на груди змею: возьмет да укусит! Знать об опасности – еще не значит полностью от нее защититься. К великому сожалению.

В день, когда Роника переехала к ней сюда, у Сериллы не было причин сомневаться в своем полном успехе. Роника не привезла с собой никакого барахла – лишь по узелку в руках у нее да у молодой служанки. Эта последняя, кстати, имела татуированную физиономию, но обращалась со своей госпожой так, словно они были на равных. У Роники не было почти никаких нарядов и совсем отсутствовали драгоценности. И вечером, когда просто и бедно одетая Роника устроилась ужинать в самом дальнем конце ее, Сериллы, стола, госпожа Подруга ощутила восторг полной и окончательной победы. И этого-то ничтожного существа ей довелось до смерти испугаться? Какая угроза может от нее исходить? Наоборот: скоро в глазах всего города она станет символом ее, Сериллы, щедрости и доброты. А потом Роника совершит какой-нибудь промах, и тут-то мы и узнаем, кто вместе с ней в заговоре. И надо ли говорить, что всякий раз, когда Роника выходила на улицу, Роэд Керн тайно следовал за нею!

И все же, все же… С самого первого дня вселения Роники в этот дом Серилла поистине не ведала ни минуты отдохновения. Какое тут отдохновение – с таким-то комаром, постоянно зудящим над ухом? Ко всему прочему Роника не давала ей сосредоточиться, постоянно отвлекая в те самые моменты, когда ей случалось задуматься над самым главным и важным – всемерным упрочением своей власти. У старухи находилась тьма безотлагательных вопросов. Ей требовалось знать, что делается для очистки гавани от затопленных в ней судов? И не слышно ли чего насчет подмоги из Джамелии? Посылала ли она птицу с вестью в Калсиду – выразить протест против военных действий, которые вели возле Удачного тамошние корабли? Пыталась ли она договориться с народом Трех Кораблей насчет совместных ночных дозоров на улицах? Думала ли о том, что, если предложить бывшим рабам оплачиваемую работу, они прекратят обдирать брошенные дома и грабить прохожих? Почему Серилла до сих пор не уговорила Совет собраться с силами и вновь взять на себя управление городом? И так далее, и тому подобное – день за днем. Ну никакого спасения. И вдобавок Роника не упускала случая всячески показать Серилле, что та здесь чужая. Если госпожа Подруга игнорировала ее неумеренные претензии (вроде только что помянутых), старуха с упорством, достойным гораздо лучшего применения, принималась твердить, что Давад не был изменником, а значит, Серилла не имела никакого права захватывать его собственность. Одним словом, Роника Вестрит не оказывала Серилле никакого почтения. Ни ей лично, ни как Сердечной Подруге царствующего сатрапа.