бы ни распухали от шлепков мои щеки, сколько бы синяков ни появлялось на моих руках и ногах, я не чувствовал к матери ненависти. Если она бывала особенно жестока днем, то вечером непременно приходила ко мне в спальню и ласково гладила меня по волосам, пока я прикидывался спящим. Прося у меня прощения, она плакала. Как я мог ее ненавидеть?

Когда мама уходила, я принимался плакать, пока наконец не засыпал от изнеможения. Прижимался лицом к подушке, чтобы заглушить свой плач. Было невыносимо больно осознавать, что человек, которого я люблю больше всего на свете, страдает из-за моего существования.

Тогда я впервые задумался о смерти.

Если б я умер, моя мать смогла бы реализовать свой потенциал и осуществить свои мечты. Я часами обдумывал различные способы самоубийства. Выскочить перед грузовиком на шоссе? Спрыгнуть с крыши школы? Ударить себя ножом в сердце? Все они казались мне неудачными. Я вспомнил о бабушке, спокойно ушедшей из жизни на больничной койке в прошлом году. Вот бы я тоже заболел чем-то и тихо умер во сне!

Пока я обдумывал, как мне умереть, родители решили развестись. Мне было десять лет. Отец наконец заметил мои синяки – или кто-то из соседей проговорился… Мать даже не пыталась защититься, пообещав, что съедет сразу же, как будут готовы бумаги о разводе. Я прекрасно понимал, что не смогу уехать вместе с ней, но все же не мог перестать плакать, чувствуя, будто мое тело разрывают на куски. Я был опустошен.

С того момента, как они приняли решение развестись, мать ни разу не подняла на меня руку. Она могла ласково потрепать меня по щеке или погладить по голове, проходя мимо. Она готовила мои любимые лакомства. Картофельный гратан, рис с яйцом… Ее блюда ни в чем не уступали ресторанным!

В последний день перед ее отъездом мы отправились на прогулку вдвоем. Она спросила меня, куда бы я хотел пойти, но меня душили слезы. Мы пошли в новенький торговый центр, построенный на другом конце города.

Мама накупила мне два десятка книг и игровую приставку в придачу. Должно быть, надеялась, что это хоть немного скрасит мое одиночество. Игры она позволила выбрать мне, но все книги отбирала сама.

– Книги пока немного сложные для тебя; начинай читать, как перейдешь в среднюю школу, хорошо? Все они сильно повлияли на меня в свое время. В твоих венах течет моя кровь, а значит, они будут полезны и для тебя, Сюя-тян! – сказала мама.

Достоевский, Тургенев, Камю… Книги не показались мне интересными, но мне было все равно. Ведь в моих венах текла ее кровь!

На наш последний совместный ужин мы ели гамбургеры в ресторане быстрого питания. Мама предложила пойти в дорогой ресторан, но я подумал, что более людное и хорошо освещенное место поможет мне держать себя в руках и не плакать.

Покупки мы отправили домой со службой доставки и, несмотря на большое расстояние, решили вернуться пешком. Мама крепко держала мою руку в своей руке – той, что так умело обращалась с инструментами, готовила такие вкусные гамбургеры и так больно била. Но она же нежно гладила меня по голове. Я и представить не мог, как многое можно передать через руки! Но я больше не мог держаться. С каждым шагом я плакал все сильнее, отирая слезы с лица свободной рукой.

– Сюя-тян, мамочке пришлось обещать не встречаться с тобой, не звонить тебе и не писать. Но я всегда буду думать о тебе! Пусть мы больше и не сможем быть вместе, ты навсегда останешься моим единственным ребенком. Если с тобой что-то случится, я забуду о всех обещаниях и сразу приду за тобой! Сюя-тян, пожалуйста, не забывай меня… – И она тоже расплакалась.

– Ты правда придешь за мной?

Вместо ответа мама, остановившись, крепко прижала меня к себе.

Пустой мальчик в последний раз ощутил нечто похожее на счастье.

* * *

На следующий год отец снова женился. Мне было одиннадцать.

Со своей новой женой он был знаком со времен средней школы. Она была симпатичной женщиной, но невероятно глупой. Выходя замуж за владельца магазина электроники, была не состоянии отличить элементы питания друг от друга – вечно путала АА и ААА. Но и к ней я не испытывал ненависти.

Она сама прекрасно осознавала, что глупа. На все вопросы прямо отвечала, что не знает. Услышав сложный вопрос, она не выдумывала витиеватых ответов, а записав его, позже спрашивала у моего отца и только затем перезванивала покупателю. Ее глупость даже восхищала. Я уважительно звал ее «Миюки-сан». Я никогда не обращался с ней, как со злой мачехой из сказки, наоборот – я был образцовым пасынком. Помогал найти дизайнерскую сумочку на аукционе в интернете или нес из магазина тяжелые пакеты с продуктами для ужина.

Я не возражал, когда она пришла на родительский день в школу. Я не приглашал ее – должно быть, проговорился кто-то из соседей. Миюки-сан сидела нарядная в самом первом ряду. Она даже сделала мое фото на телефон, пока я на сцене решал на доске математические задачки, слишком сложные для младшеклассника. Вернувшись домой, она первым делом показала его отцу. Честно говоря, я был рад.

Иногда мы втроем выбирались куда-то вместе – в боулинг или караоке. Постепенно я начал осознавать, что тоже глупею и становлюсь обычным – совсем как они! Меня это не беспокоило, я был бы рад стать полноправным членом их глупой семьи.

Спустя полгода после свадьбы Миюки-сан забеременела. Поскольку и мать, и отец будущего ребенка были глупы, я был абсолютно уверен, что на свет появится полный идиот. Но мне было интересно посмотреть, что получится, ведь мы с ним были наполовину родней. Я был бы счастлив быть одним из них – одним из идиотов.

Но так думал только я. Примерно за месяц до родов, когда привезли детскую кроватку, Миюки-сан сказала мне:

– Мы обсудили это с папой и решили оборудовать тебе комнату для занятий в старом бабушкином доме. Ребеночек будет тебе только мешать… Не переживай, там будет телевизор и кондиционер; здорово, правда?

Решение было окончательным и не обсуждалось. На следующей неделе фургончик доставки из нашего магазина перевез все мои вещи в дом у реки. За день до этого у солнечного окна в моей опустевшей комнате уже красовалась новенькая детская кроватка.

Я отчетливо слышал, как лопаются маленькие мыльные пузырьки.

В маленьком городке, вроде нашего, нет хороших учебных заведений: ты просто ходишь в ту