Рассказав маме о том, как Моригути отомстила нам, отравив молоко кровью, я вдруг понял, что до сих пор не уверен в том, что действительно заразился. Чего же я боялся все это время?

Темная вода в болоте начала медленно убывать.

Я неожиданно ощутил такую свободу, что наконец рассказал маме об убийстве дочери Моригути. То самое чувство – что я лучше Ватанабэ, что я лучше всех – снова вернулось. Совсем как тогда, у бассейна.

Мама была шокирована моим признанием, но почему-то не предложила пойти в полицию. Она не считала, что я должен сдаться, не отказывалась от меня. Осознав это, я стал счастливее, чем когда-либо.

– Ты отпустил ее потому, что испугался? – спросила мама, глядя прямо на меня. Она переспросила еще несколько раз, но я каждый раз отвечал отрицательно.

Я гордился собой. Я сделал то, на что Ватанабэ оказался не способен! Я преуспел!

Но я не сказал ей об этом. Чтобы больше ее не расстраивать, я повторил, что готов в любой момент сдаться полиции.

* * *

Они снова пришли. Тэрада и Мидзуки-тян. Я больше не боюсь. Пусть приходят.

– Наоки, если ты там – послушай!

Тэрада, стоя на улице, орал во все горло. Мне было все равно, что он скажет. Я сел на пол у окна и принялся слушать.

– Не ты один страдал весь семестр! С тобой страдал Сюя-кун! Над ним жестоко издевались одноклассники! Очень жестоко!

Что он только что сказал? Ватанабэ ходил в школу? Все это время? И его до сих пор не прикончили?

– …я убедил их, что так нельзя! Они исправились!

Но я уже перестал слушать. Я наконец вспомнил, что Ватанабэ сказал мне тогда у бассейна.

Мы никогда не были друзьями. Ненавижу таких, как ты, – самовлюбленных идиотов. По сравнению с гением вроде меня, ты – сплошное разочарование.

Я мог поклясться, что слышал, как он смеется надо мной. Теперь-то только я стал хикикомори.

Я зарылся лицом в подушку. Лежа один в темной комнате, скрежетал зубами. Я был смертельно зол, но не знал, что делать с этой злостью. Это Ватанабэ был во всем виноват, но продолжал ходить в школу, пока я был заточен дома! Меня заполнила горечь разочарования.

Даже если мама откажется идти со мной, я завтра же пойду в полицию и обо всем расскажу. Возможно, он легко отделается, но ему явно не понравится то, что на самом деле девочку убил я. Видеть бы его рожу! Вот я посмеюсь!

Я услышал, как кто-то поднимается вверх по лестнице на второй этаж. Мама! Наверное, она пришла сказать, что завтра отведет меня в полицию. Я вышел из комнаты ей навстречу. Только вот…

В руках у мамы, стоявшей на верхней ступеньке, был большой кухонный нож. Зачем он ей?

– Мы разве не пойдем в полицию? – спросил я.

– Нет, Нао-кун. Уже ничего не исправить. Ты больше не мой добрый, милый Наоки… – ответила мама; по ее щекам текли слезы.

– Ты убьешь меня?

– Мы вместе отправимся к бабушке и дедушке.

– Нет, ты хочешь убить только меня!

– Нет, что ты!

Мама обняла меня. Я впервые заметил, какая она хрупкая. Я уже стал выше нее. Я почувствовал себя так спокойно – я не против умереть вместе с мамой.

Мама, мамочка, только она меня понимает…

– Нао-кун, мое сокровище… прости меня. Это я виновата, что ты такой. Прости, что не воспитала лучше. Прости… что разочаровала.

Прости, что разочаровала. Разочаровала! Разочарование! Разочарование, разочарование, разочарование разочарование разочарование разочарование разочарование разочарование…

Она выпустила меня из объятий и погладила по голове. Моя ласковая мама. Ее лицо исказила гримаса жалости.

– Прости, что разочаровала…

Прекрати, прекрати, прекрати! Я – не разочарование! Не разочарование! Не…

Что-то горячее брызнуло мне в лицо.

Кровь. Кровь, кровь. Мамина кровь… Я что… ударил ее ножом?

Мамино хрупкое тело покачнулось и упало с лестницы.

Мама, подожди! Не оставляй меня! Мама! Мама! Мама! Мама!

… забери меня с собой.

* * *

Каждый раз фильм на стене заканчивается одним и тем же. Кто этот глупый мальчишка? И откуда мне так хорошо известно, о чем он думает?

Кстати, недавно заходил кто-то, представившийся моей старшей сестрой. Она все звала меня из-за двери.

– Нао-кун, ты ничего плохого не сделал! Это все – просто страшный сон!

Она все звала меня «Нао-кун». Но если я и есть тот самый Нао-кун из фильма на стене, выходит, что это все – совсем не сон…

Будь это сном, я бы…

Я бы так хотел поскорее проснуться, съесть приготовленную мамой яичницу с беконом и пойти в школу.

V. Последователь

ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ

Счастье – это всего лишь прозрачный и хрупкий мыльный пузырь.

Странная фраза для начала завещания ученика средней школы, не правда ли?

В тот же вечер, когда лишился последнего близкого мне человека, я решил принять ванну. К моему несчастью, у меня кончился шампунь. Вот невезение, всегда так!

Однако, когда я налил в бутылку немного воды и хорошенько потряс ее, она тут же наполнилась маленькими пузырьками.

Я все понял. Со мной так же! Стоило Мидзу[43] появиться, как все внутри наполнилось разноцветными пузырьками. Пусть и ненадолго, но все же это лучше, чем холодная пустота.

* * *

Сегодня, 31 августа, я установил в школе бомбу.

Детонация произойдет, когда я нажму кнопку на своем мобильном телефоне. Я встроил еще один телефон прямо в бомбу, он примет сигнал. Взрыв можно запустить с любого номера, если позвонить прямо на него. У вас будет каких-то пять секунд, а потом… БАМ!

Я спрятал бомбу под кафедрой на сцене в актовом зале.

Завтра на церемонии окончания учебного года соберется вся школа. Они планируют объявить, что мое сочинение на тему «Жизнь» заняло первое место во всей префектуре. Мой классный руководитель, Тэрада, вчера попросил меня подготовить небольшое выступление.

Меня вызовут на сцену, чтобы директор вручил мне грамоту победителя, а затем попросят встать за кафедру и зачитать свое сочинение. Но вместо этого бессмысленного действия я планирую сказать свои последние слова и взорвать бомбу.

Меня в секунду разорвет на маленькие кусочки, но вместе со мной окончат свое бесполезное существование и все эти идиоты.

Никто из детей не совершал ничего ужаснее, и, я уверен, телевизионщики быстро подхватят эту новость. В прессе поднимется шумиха! Что же они скажут обо мне? Думаю, изобретут очередное клише, вроде «внутренних демонов»; поэтому я надеюсь, что журналисты вскоре