– Спроси его, что он здесь делает? – велел Вальдраку чуточку спокойнее после того, как его «редкая птичка» снова оказалась послушной. – Почему он рыскал здесь наверху возле оружейной?

– Хладное железо и сверкающий меч – спроси дитя-сироту: какова цена их и его плеч? Сколько стоят железо, меч и плечи юнца – это пожар и кровь, – спроси мертвеца: может он прикупить их вновь? – прогнусавил бродяга.

Еще один дурацкий стишок. Но когда он произнес слово «меч», меж нами что-то произошло. Я увидела его руку, держащую меч, я увидела его недруга. Мечи, встретившись, запели.

– Жизнь нищего тяжела! Подай ему милостыню – и ты накормишь его досыта. Коли оставишь все себе самому – нищий с голоду помрет иль угодит в тюрьму!

Меча в его руке больше не было. Она была вытянута вперед – открытая, пустая, молящая. Но меч все же был. Этот бродяга некогда держал в руке меч и знал, как с ним управляться. Он пытался скрыть свою истинную историю за болтовней, но Вальдраку был прав: этот человек был совсем не прост, тут и не пахло жалким, наполовину спятившим бродягой.

– Скажи мне, – начала было я, но он перебил меня.

– Нет, – очень тихо, очень спокойно произнес он. – Прекрати это! То, что ты делаешь, неправедно, и тебе по силам прекратить это…

Его слова ударили меня также жестоко, как если бы их выговорила моя мать. «То, что ты делаешь, – неправедно!» Но если б я этого не делала…

Голова пошла кругом. Что-то лопнуло в моей душе, подобно струне лютни, когда слишком сильно ее натягиваешь. Миг – и я уже стою на коленях и не могу подняться, безразличная ко всему, как ни трясет меня Сандор…

– Мне худо, – выдавила я. – Не могу. Что-то разбилось на куски, я почувствовала это явственно… Я не могла делать то, что он просил меня, и даже самую малость не могла, точь-в-точь как калека не может ходить на сломанной ноге. От мысли о собственной беспомощности кружилась голова так, что в глазах чернело…. Меня снова вырвало.

Вальдраку отпрянул в сторону и выругался с отвращением в голосе.

– Дитя! – произнес он точь-в-точь так же брезгливо, как другие говорят: «Тараканы!»

– Она, видно, и вправду захворала, – осторожно сказал Сандор. – Даже девчонки не станут блевать зря.

– Пожалуй, – холодно согласился Вальдраку. – Пожалуй, не станут! Пусть отдыхает. Мы снова попробуем завтра. И найди Антона, я пущу в ход тот амулет, что она носила на шее.

– Ох! Это будет трудновато!.. – взволнованно ответил Сандор.

– Что это значит?

– Антона-то я приведу запросто, но украшение он, стало быть, продал.

– Продал? – Голос Вальдраку прозвучал уже так холодно, что показалось, будто уши мне заложило инеем, а Сандор, ясное дело, пожалел, что открыл рот. – Кому продал?

– Какой-то тетке из Соларка, которой оно показалось красивым. Слыхал, будто она отдала ему за него две марки меди.

– Вели Антону отыскать эту тетку! Ежели он, самое позднее, через три дня не вернется обратно с украшением, лучше ему держаться подальше… А не то ему придется объяснять Драконьему князю, почему я не могу послать кузену украшение, о котором он меня просил.

«Не видать мне никогда мой Знак Пробуждающей Совесть», – подумала я, почувствовав себя еще несчастнее. Но было тут и нечто утешительное: Вальдраку мой амулет тоже не получить.

Пороховая Гузка явился посреди ночи и забарабанил в нашу дверь.

– Где Каллан? – спросил он, когда я, еще не совсем проснувшись, отворил дверь.

– Думаю, что скорее всего внизу, у Мауди, – ответил я. – Почему ты спрашиваешь и с чего ты взял, что он здесь?

– Вчера видели, как он возвращался домой вместе с твоей матерью, – ответил Пороховая Гузка, отдуваясь. – Возвращались они поздно! А так как дома его не было, мы и подумали, что он здесь! Матушка навещала человека, который рубанул себе ногу топором. Она впервые не ночевала дома с тех пор, как ее ранили, и, даже если это была лишь небольшая прогулка, Каллан бывал непреклонен: она никуда не ездила без него.

– У нас не так много места, – сказал я. – Место есть у Мауди. Но зачем он тебе?

– Кто-то напал на Эвина и угнал его овец, – ответил Пороховая Гузка. – Если мы поспешим, может, еще схватим их!

Он был уже в седле и поворачивал назад свою щетинистую высокогорскую лошаденку.

– Увидимся!

– Погоди! – сказал я. – Я с тобой! Пороховая Гузка уставился на меня тем самым взглядом, вопрошающим: «Можно ли ныне положиться на жителя Низовья?» Затем кивнул.

– Ладно! – согласился он. – Но поспешай! Встретимся у Каменного круга! Я поскачу вниз и разбужу Каллана.

За моей спиной тут же вынырнула не совсем проснувшаяся Роза: на плечи ее была накинута старая коричневая шаль, подаренная Мауди, а светлые волосы – в диком беспорядке.

– Ты куда? – как-то смутно спросила она.

– Я с Пороховой Гузкой и Калланом. Угнали овец!

– Ты ничего не скажешь матери?

Мне показалось, что в словах Розы был упрек.

– Не успею! – ответил я.

Слова мои прозвучали немного невнятно, так как я как раз натягивал самую толстую кофту через голову. Штаны я успел надеть до того, как отворил дверь.

– Ты скажешь ей!

Я помчался через двор, уже не глядя на Розу. Ведь я и без того знал, как она стоит, пронзая меня взглядом, будто она Дина или мама. Мне повезло, что ни Роза, ни Мелли такими силами не владели.

«Двух Пробуждающих Совесть в одном доме предостаточно», – думал я.

И снова это настигло меня – бух! – судорога в животе, ведь ныне в этом доме осталась только одна Пробуждающая Совесть…

Чтобы отогнать мысль об этом, я сильно ударил в дверь конюшни – бум!

Кречет был строптив, капризен по-утреннему и упирался, когда я хотел взнуздать его. Ему казалось, что это непорядок – выгонять коня в такую рань из конюшни, не задав утреннего корма… Но в конце концов мы разобрались, и вскоре я уже вывел его во двор, вскочил в седло и устремился к Каменному кругу. Я прискакал первым, но Пороховая Гузка и Каллан уже взбирались в гору. Завидев меня, Каллан, сердито взглянув исподлобья, спросил:

– Что здесь делаешь ты?

– Я хочу быть с вами.

– Быть с нами? Это тебе вовсе не детская игра, малец! Да и у тебя нет даже меча!

– У меня мой лук!

– Хочешь сказать, мой лук! – упрямо произнес Каллан.

Ведь я по-прежнему стрелял из лука, что одолжил у него.

– И потом… Мы имеем дело с отверженными: людьми вне закона, с разбойниками, а не с оленятами или козлятами! Молокососа вроде тебя прихлопнут в два счета.