Хотя подобные истории с накладными бородами могут показаться нам странными, это были далеко не единичные случаи. Такова была важность и ассоциативная сила бороды, что их появление в качестве дополнения тела было относительно распространено в самых разных контекстах, которые требовали перевоплощения или маскировки. Главным из них был театр, где, согласно архивным данным, бороды часто покупали и арендовали для выступлений. Так, например, для пьесы, исполненной студентами Оксфорда перед отцом Карла, Яковом I, были взяты в аренду двадцать две бороды. Среди них были следующие: синяя борода для Нептуна, черная для мага, две бороды отшельника — одна с проседью, другая совершенно седая, и еще три бороды — рыжая, черная и льняного цвета, а также десять бородок для сатиров[290]. Основа в «Сне в летнюю ночь» комично спрашивал о порученной ему роли Пирама: «А в какой бороде мне ее играть? Я вам его представлю в бороде соломенного цвета. Или лучше в оранжево-бурой? Или в пурпурово-рыжей? Или, может быть, цвета французской короны — чисто желтого цвета?»[291] Точно так же фальшивые бороды использовались в масках, придворных театрализованных представлениях. В какой мере бороды служили общепринятым обозначением персонажа вообще и мужского персонажа в частности, можно увидеть в описании их необыкновенного использования в маске по случаю Масленицы 1626 года, когда королева Генриетта Мария и ее фрейлины разыграли представление в Сомерсет-хаусе. По словам современника-зрителя, «на Масленицу королева и ее фрейлины играли маску или пасторальную пьесу в которой сама она играла роль, и некоторые фрейлины были переодеты бородатыми мужчинами»[292]. В счетах за представление указана выплата в размере 4 фунтов 3 шиллингов 6 пенсов Джону Уокеру за «парики с лавровыми венками и бороды»[293]. То, что придворные дамы эпохи правления Карла I переодевались мужчинами и носили накладные бороды, кажется невероятным. Однако этот факт устраняет разделяющую нас историческую дистанцию, и неприступные фигуры с музейных портретов кажутся в целом более похожими на нас.

Интересны и актуальны, особенно в связи с историей о Карле I и его предательской бороде на пароме в Тилбери, результаты проекта «Шекспир и люди королевы», осуществленного в Торонто в 2006 году. Названный в честь елизаветинской театральной труппы «Люди королевы» (Queen’s Men), этот проект следовал, насколько это возможно, оригинальной театральной практике той эпохи. Труппа исполняла три пьесы из репертуара своих исторических предшественников, выступая с этими постановками в театральном турне. Цель проекта состояла в том, чтобы на практике исследовать то, что нам известно о драматургии и сценическом искусстве раннего Нового времени[294]. Среди прочего проект предполагал изучение использования париков и накладных бород и усов. На сцене раннего Нового времени они, как мы убедились, являлись бесценными инструментами для быстрого создания внешнего облика героя, что было особенно полезно, учитывая обычную практику чередования ролей, когда один актер играл двух или более персонажей и нуждался в быстрой и эффектной смене костюма. Однако то, что обнаружил проект, перекликается с судьбой Карла и Бекингема: оказалось, что накладные бороды трудно закрепить и, в частности, волосы на верхней губе могли смещаться и закрывать рот актеров, когда они говорили[295].

Потребность в маскировке способствовала распространению фальшивых бород и за пределами сцены. В ожидании казни в тюрьме Джон Клейвелл (1601–1643), молодой разбойник дворянского происхождения, написал стихотворное отречение от своей неправедной жизни. Якобы пытаясь отговорить любого потенциального молодого злодея от попытки грабежа на большой дороге, он также открывал заинтересованному читателю уловки и повадки криминальной братии, в том числе ношение масок, капюшонов, париков и накладных бород[296]. Другой тому пример — Уильям Сеймур, муж двоюродной сестры Карла I, леди Арабеллы Стюарт, совершивший побег из лондонского Тауэра. Он сделал это, надев одежду возчика, парик и накладную бороду[297].

Не вполне ясно то, каким образом желающие могли заполучить фальшивые бороды. Литературный историк Уилл Фишер предполагает, что галантерейщики — или хотя бы некоторые из них — производили, продавали и отдавали их в наем, по крайней мере театральным компаниям[298]. Когда Уильям Сеймур готовил побег, ему помогал его цирюльник, так что, возможно, именно он предоставил накладную бороду. Любопытная немецкая сатирическая гравюра 1641 года несколько проясняет этот вопрос (ил. 4.7). На гравюре, озаглавленной «Новая галантерея» (Newer Kram Laden), изображена лавка, целиком отданная продаже бород[299]. Несколько чисто выбритых покупателей ожидают своей очереди с выбранным товаром в руках, а в глубине помещения — переворачивая нормативную гендерную маркированность модного потребления как женского занятия — две женщины помогают с примеркой: одна расчесывает только что прикрепленные усы клиента, другая держит зеркало, чтобы он мог на себя полюбоваться. Здесь можно найти бороды и усы на любой вкус, всех цветов и форм. Выставленные на прилавке и свисающие с рейки над ними, они даже пронумерованы, а расшифровка номеров над изображением обыгрывает идею, что для любого персонажа и каждого физического дефекта найдется борода, соответствующая первому и улучшающая второй. Гравюра также ясно указывает на связь растительности на лице со зрелой мужественностью, напоминая читателю, что «разум и волосы не приходят раньше времени» (Daß Witz und Haar / Nicht kompt vor Jahr). В то время как тон и внешний вид этого листка явно карикатурны, чтобы хоть как-то считываться и, конечно, забавлять, сатира должна была метить в легко узнаваемую цель. Гравюра, во-первых, подтверждает разнообразие фасонов бороды того времени; во-вторых, предполагает, что по крайней мере некоторые мужчины прибегали к накладным волосам, будь то из соображений моды, в целях косметического улучшения или ради маскировки; и в-третьих, указывает на существование заведений, или производителей, у которых их можно было приобрести.