— У меня все готово, но нам нужен Камень Рода. А самый древний в шести переходах отсюда, — внимательно глядя в глаза Воину, сказал Трилиус.

— Чего ты хочешь? Золота? Вот, забирай все, что есть! — Воин швырнул тяжелый кошель на стол, заваленный свитками. — У тебя должен быть способ, только пошевеливайся.

— Забирай его и пошли, — пряча довольную улыбку, прошамкал Трилиус.

С верхней площадки открывался вид на дальние, у самого окоема, горы. Там уже блистали молнии, едва слышно доносились раскаты грома. Под ногами тянулась во все стороны жуткая, вязкая, словно смола, чернота. Где-то там, далеко внизу, тянулись луга, возделанные поля, укрывшиеся среди бескрайнего леса крошечные деревеньки, а за ними, далеко, словно на краю света, стоял Барбус. Стольный град, с которым два десятилетия назад связал свою судьбу Воин.

Трилиус отвязал от одного из зубцов башни ветхий пыльный ковер. Развернул его на каменном полу. Обошел вокруг, бормоча что-то, едва шагнул на середину, ковер начал словно всплывать, края его затрепетали, будто на небольшой волне, сам он стал приподниматься, все еще не умея совладать с тяжестью пусть и тщедушного человеческого тела. Воин, не выпуская белого свертка из рук, тут же шагнул к магу.

— Не собрался ли ты от меня сбежать, старик? — сверкнув зубами, спросил он Трилиуса.

— Нет, что ты, Воин, и в мыслях не было! — затрепетал, словно лист, маг. — Мы уже летим! Видишь? Все, уже летим!

В самом деле, далеко внизу блеснула лента Реки, а справа, вдали, медленно начали удаляться огни Барбуса. Ветер трепал волосы, но Воин даже не думал завернуться в плащ, он только поплотнее укутывал в него тело сына.

Двадцать лет назад он пришел в это тцарство простым наемником. В то время как раз Куявия стала расширять свои пределы за счет соседей. Конечно, боевые драконы — серьезный аргумент. Но маги, подкупленные тцаром Куявии, уже пропустили чужие войска через горы. Война началась на равнине. Плохо обученная армия Барбусии таяла как воск на огне. Связи с Древним градом не стало. В горных ущельях еще шли бои, а на равнине уже вовсю разбойничали конные разъезды куядцев. По всему было видно, что Барбус очень скоро окажется в осаде. Жители бежали в леса, надеясь отсидеться. В это время, когда в самом граде уже почти не было защитников, в город через Северные ворота вошел относительно молодой, но, видно по всему, уже бывалый воин. Спросив у стража, как найти начальника гарнизона, он поправил перевязь с тяжелой секирой и направился в сторону тцарского двора, где и находились казармы городской стражи. Больше войск в Барбусе не осталось.

Начальник стражи принял его настороженно: вдруг лазутчик? Но спустя два дня он уже совершенно спокойно назначал Воина в караул у городских ворот. Огромного роста, небывалой силы Воин не стремился искать друзей, всегда был замкнут, о себе почти ничего не рассказывал, как и о далекой родине. Но тем не менее ему доверяли абсолютно все, и соратники, и десятник, как, впрочем, и сам начальник стражи, к тому времени принявший на себя командование маленьким гарнизоном. Все чаще куявские всадники появлялись у стен Барбуса. На рожон не лезли, но издали высматривали, вынюхивали, выискивали слабые места. Всем было очевидно, что кольцо осады вот-вот замкнется. И тогда останется только уповать на богов. Единственной несбыточной надеждой оставались боевые драконы и войска, сосредоточенные на границе со Славней. До сих пор ни один гонец так и не вернулся назад. Они уходили и исчезали бесследно. В то время когда многотысячная армия Куявии замкнула осаду, последняя надежда на подмогу исчезла.

Воин сам пришел к Влаху, начальнику гарнизона. Предложил себя в качестве посыльного. Недолго раздумывал Влах. Согласившись, поручил Воину пробраться в горы. Тем же вечером неслышной тенью соскользнул с крепостной стены полуголый человек в мягких кожаных штанах и волчовке, распахнутой на могучей груди. Никем не замеченный, он просочился мимо кордонов куявцев и растворился в ночном лесу. Стремительной тенью мчался он между высоких деревьев, с каждым мгновением удаляясь все дальше и дальше от града. К утру он был уже у подножия гор. Казалось, осталось совсем немного, но именно здесь его постигло полное разочарование. Все подходы и ущелья были буквально перегорожены куявцами.

Выбрав укромное место, он скинул с себя одежду и, разбежавшись по кругу, вдруг, высоко подпрыгнув, бросился плашмя на землю. Острая боль стеганула по телу, сознание разом помутилось. Сильно ударив раз-другой руками-крыльями, он воспарил над лесом.

Земля быстро удалялась, стремительно пролетали далеко внизу предгорья, вот уже показались неприступные скалы, узкая, вырубленная среди скал дорога тонкой нитью вилась по отвесной стене ущелья. Виднелась каменная стена с крепкими воротами. Только ни одной ровной площадки не было вокруг, а руки-крылья слабели с каждым мгновением. Лучше уж, как большинство невров, перекидываться земным зверем, волком или медведем, ну хотя бы той же рысью. Слева мелькнула плоская, словно срезанная ножом вершина горы, покрытая снегом, единственное ровное место. Другого выхода не было. Снижение, удар, суставы будто вывернулись в обратную сторону. Жаркая, как жерло печи, боль. Мир на время пропал.

Как ни крепка кожа, но ободрал он ее на коленях и груди основательно. Кровь сочилась из многочисленных глубоких царапин. Не обращая внимания на холод и боль, человек начал долгий опасный спуск. Пальцы рук заледенели, не чувствовали холодного камня, но жизнь слишком многих стояла под угрозой. Осторожно, стараясь не торопиться, он спускался все ниже, пока, наконец, не очутился на дороге. Бегом, невзирая на наготу, бросился вверх, к виденному с высоты Древнему граду. Тело начало понемногу отогреваться. Руки и ноги обрели чувствительность, вот только кровь начала сочиться обильнее. Пока он добрался до запертых ворот, все тело покрыла корка из грязи и крови. Теперь оставалось убедить укрывшегося в граде тцара выслать помощь осажденному Барбусу.

Пестрая толпа школьников уже собралась у старого замка, когда Наташа с Павлом подошли к нему. Окинув взглядом своих помощников, Наташа поставила им задачу — и все дружно двинулись по древней аллее к заветной полянке. Зажатая вокруг высоченными деревьями, она так густо поросла крапивой, что Павел от удивления едва не раскрыл рот. С радостными возгласами детвора начала уничтожать заросли. Зазвенели косы, девочки граблями убирали скошенную крапиву. Уже почти треть полянки была освобождена от жалящих растений, когда неожиданно резкий вскрик донесся до Павла. Он мгновенно бросился на помощь. Раны, нанесенные остро отточенной косой, бывают весьма серьезны. Но это оказалась отнюдь не коса. В ноге парнишки, чуть повыше кроссовки, торчала небольшая, сантиметра три-четыре, колючка, словно чертик, усеянная острыми даже на вид шипами. Кровь сочилась из ранки, заливая белый носок. Наташа, осторожно достав из ноги паренька колючее растение, негромко сказала:

— Это и есть чилим! Только уже окаменевший. Ему очень и очень много лет, а он по-прежнему острый. Ребята, похоже, мы движемся в правильном направлении. Вы помните прозвище Януша? Его родовое прозвище — Чилим. Не исключено, что мы находимся совсем рядом с местом его упокоения. Очень осторожно, очень внимательно продолжаем расчистку, — и, обратившись к парнишке, спросила: — Может, ты, Игорек, пойдешь домой? Нога сильно болит?