Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гегель сближает неистинность и конечность – ведь в обоих случаях истина не осуществляется как единственное правомочное полагание бытия, последнее возникает не «каким положено», а положено ему быть дальше, как закону положено быть незыблемым, – а как его ограничили неположенным, не имеющим достаточных оснований образом.
Импульс – не просто стимул, но «заряд», как мы говорим «заряд бодрости», «кофе меня зарядил». Гегель рассуждает о том, что даже если для граждан государство бесполезно, оно все равно стимулирует их к таким взаимодействиям, которые иначе были бы для них обременительны. Когда эти взаимодействия осуществляются, граждане видят их результаты в государственной жизни, в отличие от бытового общения, которое может быть как об стенку горох. Телом государства оказываются граждане, как состав государства, «свод» его деятелей, а душой – законы, принимаемые не просто на разумных основаниях, но, как отмечает Гегель, и с «умными» целями – закон не только должен способствовать оптимальному распределению сил и средств, но и ставить целью умное начало их жизненного использования. Это помогает Гегелю понять идею не просто как образец, идеал для строительства общества, но как цель ума, позволяющую ему оставаться сосредоточенным и не рассыпаться на объективации.
Но идея имеет не только более общий смысл истинного бытия, единства понятия и реальности, но и более определенный смысл единства субъективного понятия и объективности. Ведь понятие как таковое само уже есть тождество себя и реальности; ибо неопределенное выражение «реальность» не означает вообще ничего другого, кроме определенного бытия; а таким бытием понятие обладает в своей особенности и единичности. Далее, объективность равным образом есть целокупное понятие, перешедшее из своей определенности в тождество и слившееся с самим собой. В указанной выше субъективности определенность или различие понятия есть видимость, которая непосред ственно снята и возвращена в для-себя-бытие или в отрицательное единство, есть приписываемый предикат. А в этой объективности определенность положена как непосредственная целокупность, как внешнее целое. Идея теперь оказалась понятием, снова освободившимся от непосредственности, в которую оно было погружено в объекте, освободившимся, чтобы обрести свою субъективность, и отличающим себя от своей объективности, которая, однако, в равной мере определяется этим понятием и лишь в нем имеет свою субстанциальность. Это тождество было поэтому правильно определено как субъект-объект; оно столь же формальное или субъективное понятие, сколь и объект как таковой. (…)
Реальность – в буквальном переводе с латыни означает «вещественность», «мир вещей»; и именно поэтому Гегель считает этот термин недостаточно определенным: из него непонятно, говорится ли о вещах как об осуществлении замыслов или соответствии мыслей о них, или же речь идет о вещах как обстоятельствах существования, в том числе обстоятельствах мысли. Поэтому Гегель терминологически употребляет слова «истина» и «действительность», а слово «реальность» использует для обозначения того, что идея вообще имеет касательство к вещам, к чему-то сбывающемуся как вещь для других или для самой себя. Например, любой замысел реален, потому что видит себя как реализацию при определенных условиях, а мечта реальна настолько, насколько она сюжетна.
Субстанциальность – способность осуществить себя в качестве собственного основания. Так, субстанциальность вещи – в прочности и оформленности ее материи, а субстанциальность действия – в продуманности замысла. Субстанциальность субъективности тогда – в субъективной понятности идеи, которая уже понята.
ЖИЗНЬ
Идея жизни касается столь конкретного и, если угодно, реального предмета, что согласно обычному представлению о логике может показаться, будто, трактуя об этой идее, выходят за пределы логики. Разумеется, если логика должна содержать лишь пустые, мертвые формы мысли, то в ней вообще не могла бы идти речь о такого рода содержании, как идея или жизнь. Но если предмет логики – абсолютная истина, а истина как таковая заключается по существу своему в процессе познания, то необходимо было бы по крайней мере рассмотреть [в логике] процесс познания. – И в самом деле, вслед за так называемой чистой логикой обычно дают прикладную логику – логику, имеющую дело с конкретным познаванием, – не говоря уже о той большой доле психологии и антропологии, включение которой в логику часто считается необходимым.
Процесс — у Гегеля это слово никогда не означает последовательность или цепь причинно-следственных связей, но такое проведение процедур, после каждой из которых ситуация самой действительности и самой мысли меняется. Например, лечение есть только действие, тогда как выздоровление – процесс, потому что, когда выздоравливаешь, чувствуешь себя иначе. Тогда процесс познания – это превращение умозаключений в творческие решения («процесс познания есть понятие»), а жизненный процесс, отождествляемый ниже с жизнью – это способность живого жить ввиду своей цели, и при этом, несмотря на нее, в каждый момент, заключая тем самым идею в собственной жизненности.
Но антропологическая и психологическая сторона процесса познания касается его явления, в котором понятие для самого себя еще не таково, чтобы обладать равной себе объективностью, т. е. иметь предметом само себя. Та часть логики, которая этим занимается, не относится к прикладной логике как таковой; иначе пришлось бы включить в логику все науки, ибо каждая наука есть постольку прикладная логика, поскольку она состоит в том, чтобы облекать свой предмет в формы мысли и понятия. – Субъективное понятие имеет предпосылки, которые представлены в психологической, антропологической и других формах. Но в логику предпосылки чистого понятия должны входить, лишь поскольку они имеют форму чистых мыслей, существенных абстракций (abstrakte Wesenheiten) – определения бытия и сущности. И точно так же из состава познания (постижения понятием самого себя) должны рассматриваться в логике не всякие виды его предпосылки, а лишь тот, который сам есть идея; но эта предпосылка необходимо должна быть рассмотрена в логике. Непосредственная идея и есть эта предпосылка; в самом деле, так как процесс познания есть понятие, поскольку понятие налично для самого себя, но как субъективное находится в соотношении с объективным, то понятие соотносится с идеей как с выступающей в качестве предпосылки или как с непосредственной идеей. Непосредственная же идея – это жизнь.