— О да, я тоже сегодня не завтракала. По утрам я пью кофе, но не ем. Давайте пройдем к стойке, выберем блюда!

Мы оставили верхнюю одежду на вешалке около столика, меценат положил на столик свои перчатки, дабы показать другим посетителям, что данное место занято. Как я и догадывалась, одет англичанин был в строгий пиджак и светло-бежевую рубашку, идеально отутюженную и чистую, словно ее ни разу до этого не носили.

Мы встали в очередь, и, когда подошел наш черед, меценат остановил свой выбор на «русском борще» и «русской картошке» с солеными огурчиками, из напитков заказал компот из сухофруктов. Я ограничилась яичницей с беконом и кофе с круассаном.

— Яичница — вэсьма хороший выбор! — отметил меценат, когда мы уселись со своими подносами за столик. — Дома, в Англии, я всэгда завтракаю яичницей с бэконом, it’s a very good breakfast! Но в России, в Тарасовэ, я всэгда хочу есть только русский борщ! У нас в Англии такое не готовят, поэтому надо пользоваться возможностями!

На какое-то время мы занялись едой, после того, как и я, и англичанин позавтракали, он внезапно спохватился и торопливо произнес:

— Ох, простите мэня! Я же не успел познакомиться с вами! Карл Вагнер, к вашим услугам!

— Татьяна Иванова! — улыбнулась я в ответ.

Меценат тоже расплылся в довольной улыбке и проговорил:

— Вэликолепный рэсторан, вэликолепный русский борщ и русская картошка с огурчиками! Татьяна Иванова, вы говорили, у вас есть что-то старинное?

— Да. — Я кивнула и достала из сумочки большой конверт с фотографиями. Карл Вагнер с интересом и нетерпением протянул руки, стремясь взять конверт и посмотреть, что внутри. Из-под пиджака выглядывали белоснежные манжеты его рубашки, внезапно на правом рукаве что-то сверкнуло, но я не успела разглядеть, что именно, так как в ту же минуту Карл Вагнер взял конверт, и рукав пиджака скрыл странную блестящую вещь.

— О, да это же картины Курсеева! — восхитился он, оглядывая мои фотографии. — Чудэсно, amasing artist… О, у вас даже есть старинные иконы? Какой это век?

— Думаю, семнадцатый или восемнадцатый, — предположила я, поняв, что Вагнер сейчас разглядывает фотографии икон Богоматери и Иисуса Христа, которые я распечатала для количества. Оказалось, не прогадала — раз он проявляет такой интерес к этим изображениям. Поэтому я добавила:

— У меня еще иконы есть, это не все фотографии…

Англичанина также заинтересовали альбомы с марками и старинные фотографии, тогда как к дореволюционным монетам он почему-то остался равнодушен. Но, судя по выражению лица мецената, он был весьма доволен снимками — когда он посмотрел на меня, глаза его горели жадным огнем.

— Сколько вы за них хотите? — спросил Карл Вагнер. Распечатывая фотографии, я проглядела информацию о стоимости этих старинных вещей, поэтому назвала вслух сумму. Англичанина это не смутило, и он заявил:

— Я хочу увидэть это своими глазами. Можно ли посмотреть мне на ваши вещи?

А вот это в мои планы явно не входило. Где я ему раздобуду все то, что я распечатала из Интернета? Ладно, как-нибудь выкручусь.

— Конечно, — кивнула я. — Могу показать вам все завтра вечером, вас устроит?

— Завтра вэчэром… — задумчиво повторил Карл Вагнер. — Но завтра вэчэром у мэня самолет…

— Во сколько вы улетаете? — поинтересовалась я.

— В двадцать часов пятнадцать минут рейс, — ответил тот.

— Мы можем встретиться до этого времени, — предложила я. — Заодно вы купите те вещи, которые вам приглянулись. Скажите, что вы готовы приобрести у меня?

— Много чэго… — неопределенно протянул англичанин. — Вы говорите, у вас не все фотографии, так? Я хочу видеть все эти вещи, до единой!

— Хорошо, завтра вечером все они будут у меня, — кивнула я. — Просто они достались мне от родственников и не все находятся у меня дома. Я не собиралась расставаться с коллекцией, но сейчас мне очень нужны деньги… Мне посоветовал поговорить с вами Вольдемар Огородников, ведь вы хотели приобрести его картину?

— О да, — закивал Карл Вагнер. — Чудэстная картина, необыкновенная, какая экспрэссия, какой динамизм! Когда я увидел ее, то понял: это творение, это необыкновенное волшебство должно висеть у меня дома! Вольдемар словно почувствовал мое настроение, словно угадал мою душу! Он как бы создал эту картину для меня, она должна была принадлежать мне!

Англичанин замолк, а потом продолжил:

— Но случилась трагедия, случилось ужасное! Татьяна Иванова, вы себе это не представляете! Я до сих пор не смирился с потерей, для меня это такой удар, такой удар! Картина, созданная для меня, исчезла! Прэдставляете, она исчезла, пропала, ее похитили! О, это потрясение, это такое потрясение!..

Карл Вагнер картинно заломил руки, точно актер на сцене, которому надо пантомимой изобразить чудовищное горе. Он закрыл лицо, при этом рукава его пиджака задрались, обнажив отутюженные манжеты рубашки. Я, точно гончая, учуявшая запах добычи, вперилась взглядом в рукава сорочки. То непонятное блестящее оказалось не пуговицами, а… запонками! Только не такими, как моя улика, — запонки выглядели более дорогими, а в центре сверкал какой-то сиреневый камешек.

— Я очень сочувствую вам, — произнесла я, не в силах отвести взгляд от запонок. Но Вагнер опустил руки, и пиджак снова скрыл сверкающий аксессуар. Я намеревалась было спросить, принадлежит ли англичанину найденная мною запонка, но потом передумала. Если это действительно так, меценат станет отпираться и, чего доброго, заподозрит, что я не та, за кого себя выдаю. В конце концов, он мог обронить запонку во время визита к Огородникову, рассматривая картину. Или просто имело место случайное совпадение — не один же человек во всем мире использует запонки в качестве аксессуара! Однако не мешало бы проверить англичанина. По крайней мере я нашла человека, который носит запонки. То есть необходимо выяснить, есть ли у Вагнера пара к той, что лежит у меня в пакетике. И, кажется, я придумала способ, как это сделать.

— Не переживайте так сильно! — сказала я. — Может, найдется картина еще…

— О, да я потерял надежду, это без… без… — Вагнер замешкался, видимо, подбирая нужное слово. — Это безнадэжно, ведь такой шедевр, такая утрата… Тот, кто украл картину, никогда с ней не расстанется, никогда! А я надеялся, я так хотел… Я просил Вольдемара написать копию картины, но он делает единственные в своем роде шедевры.

— Как печально! — сочувственно заметила я. — Но вы ведь видели другие работы художника, может, вам подойдет что-то другое?

— Нет-нет, на выставке только эта, только эта… — запричитал Карл Вагнер.

— А дома у Вольдемара Огородникова вы смотрели другие картины? — осторожно спросила я. Англичанин пожал плечами.

— Я только видел те, что были на выставке, — заявил он. — Дома у него я не был, хотя Вольдемар приглашал меня посмотреть его картины… Но я был только на выставке, только на выставке!