— Везде. У тебя шлейф отсюда и до неба, даже на двух личинок хватает и еще остается. Твой артефакт дает много еды. Больше, чем тебе нужно.

Затем он посмотрел на Кпингу и ответил уже ему:

— «Выращивать… биомассу на корм» звучит лучше, чем «выращивать операторов». И… — Ребенок явно хотел ошарашить взрослых еще какими-то своими выводами, но его прервали.

— Конечно, лучше, — решила вмешаться в разговор Валерия. — И у нас ее выращивают, только другие виды. Просто в этой призме вообще гораздо лучше с питанием. Поэтому нет необходимости есть абсолютно любую биомассу, которая попадается. И многие просто заводят себе домашних животных, чтобы с ними… м-м-м… дружить. И таких животных не едят.

— Дружить с едой?! — удивился мальчишка. — Значит, я домашнее животное, которое не съедят? Это хорошо, я рад. Я думал, подрастите, чтоб потом… но пока хоть поживу еще немного, и не в сарае. Праздничные блюда готовят и растят лучше.

В гостиной стало тихо-тихо. Валерия даже почувствовала очень странный для себя порыв схватить пацана в охапку и немного поплакать, но мгновенно подавила это несвоевременное и, по сути, дурацкое желание. Покосилась на Зефирку, но та только сопела, причем скорее сердито, чем в приступе сентиментальной жалости. А мужики так вообще позастывали статуями. И явственно злились. Даже Чингачгук фонил чем-то предгрозовым. Жалел, что не передушил тамошнюю призму собственноручно?

— Ты усвой сразу: в нашей призме пожирание чужой души запрещено под страхом немедленного развоплощения, — после длинной паузы сказала Валерия. — Так что тебя никто и никогда… — Тут она запнулась, потому что привыкла быть честной с пациентами. Потом сообразила: — Хм, нет, не так. Никто из нас никогда не съест ни тебя, ни любых других детей. А когда вырастешь и начнешь охотиться на тварей, сам решишь, позволять им себя слопать или обойдутся.

— Не едите души? — Ребенок был настолько ошарашен, что даже не заметил, что один из котов прилег, обернувшись вокруг его ног. — Или… едите души этих вот… тварей? А они ваши? А…

— У тварей нет души. Они даже не живые. Это просто энергия, которая структурировалась в…

— Стой-стой. Не грузи ребенка. Мы его сейчас еще больше запутаем, — спохватился наконец Баад. Встал с кресла и подошел, уселся на пол рядом с мальчишкой и котом. — Смотри: в нашей призме существует особый вид биомассы — твари скверны и сама скверна. Они неразумны и у них нет души, но они питательные. Их мы и едим. Чтобы их съесть…

— Угу, «не грузите детей», а сам! — На диване ожила Зефирка. — Умные слова всякие, разумные-неразумные… всё решает минутная практика! Мелкий, слушай сюда. Я ща тебе покажу, как правильно питаться. Вот смотри: Кекс злится. Видишь, как вокруг него зеленая дымка еле-еле проступает?

— Из шлейфа? — уточнил Бес, очень внимательно вглядываясь в большого черного человека.

— Оно самое.

— Это… плохая мраа, — озадаченно констатировал мальчишка. — От нее надо избавляться, шлейф портится.

— Во-от, зришь в корень. А теперь берем эту… мру, да? И… оппа! — Сформировав из капли тут же переработанной Кексом скверны маленькую витаминку, она закинула ее в ауру ребенка.

— Как ты это сделала?! — Бес настолько изумился, что на мгновение потерял концентрацию, и на месте ауры совсем маленького ребенка словно мигнул… ребенок постарше. Как голограмма наложилась, но тут же пропала. — Как… КАК ЭТО?! Я же не… не съел часть его души? — испугался он.

— Нет. — От спокойного голоса Кетца все в комнате словно бы чуть выдохнули. — Ты съел один куб переработанной скверны. Это то, чем должны питаться правильные жнецы. Ты тоже научишься.

— Правильные жнецы? А это кто? — поднимая заинтересованный взгляд на огромный артефакт, спросил Бес.

— Это мы. И в будущем — ты, — попытался придать торжественности моменту Кетцалькоатль, но его беспардонно перебила собственная жена.

— Это те, кто собирает плохую мру и делает из нее хорошую еду! — обрадованно выдала Зефирка. — Всё, хватит теории! Гладь кота, тебе понравится, а потом мы все поедим разной мры-биомассы и пойдем спать, потому что задолбали событиями, переварить некогда!

— Мраа… — уголком губ улыбнулся мальчик. — Правильно всегда говорить «мраа». Не «мру» и не «мры». Но… теперь это не важно, да?

— Кто бы мог подумать… а-а-а-а… — сладко зевнул Ксандр, потягиваясь и одновременно пытаясь накрыть голову подушкой, — что ребенок, который не умеет говорить, умеет так непередаваемо шуметь!

— Она не одна там, — со знанием дела заметила Валерия, тоже пристраиваясь к подушке поудобнее. — Зефирка своего притащила… опять. А вообще, это свойство всех детей с рождения — шуметь. Пока шумит, родители обращают на него внимание.

— Ну да, — все же открывая глаза, ответил Эмеичи. — Тут попробуй только не обрати. Но… бабушка притащила, так пусть она и обращает. Вроде в вашем мире смотреть за мелкими как раз обязанность бабушек, ведь так? Я спа-а-ать хочу.

— Нам все равно вставать. На работе предпраздничный хаос, если сейчас не прострелить и вовремя не пресечь — вся медицина улетит в тартарары.

— У вас всегда перед этим странным праздником такой дурдом в отделении? И что, каждую смену года так? Рехнуться. Вроде бы люди не настолько мало живут, чтобы каждый раз за год забывать, как надо себя вести, чтобы не вызывать проблем…

— Если бы этот дурдом был только раз в год, я бы свечку поставила. Хоть кому, — усмехнулась Валерия, выползая из-под одеяла и потягиваясь. — Хоть Прародителю, хоть нашему дедушке — пернатому змею, да хоть так часто упоминаемому вами коту! Но увы, праздников в календаре гора-а-аздо больше… — многозначительно закончила она.

— Учитывая ваше извращенские ректальные методы лечения, свечку деду — звучит угрожающе! — развеселился Ксандр. — Вряд ли он бы согласился. И бабушка наверняка будет против. Про Прародителей я вообще молчу.

— МЯ-А-А-АУ! — Дверь в спальню распахнулась, и нечто прямо с порога прыгнуло в кровать. — Мя-а-а-а! Мяу! Мяу… — Дите радостно облапило все еще лежащего Ксандра и потерлось о его ухо щекой. Тот громко вздохнул, но тут же улыбнулся, поймал совершенно оттаявшую за эти несколько дней девчонку и подбросил, наслаждаясь счастливым визгом.

— Вот что бывает, когда доверяешь ребенка кошатнику, — засмеялась Валерия, присаживаясь обратно на постель и подставляя щеку для поцелуя. — Она мяукать научилась раньше, чем говорить. Маш, скажи «ма-ма».

— Мяу-мяу, — с готовностью откликнулась ребенка.

— Маш-маш, Барсик, — раздался голос Баа из-за двери. — Идите кушать. Кс-кс-кс!

— Мяу!!! — радостно заорало на шесть голосов с разных сторон квартиры, включая и кровать молодоженов. И лишь Барс ответил по-человечески, что идет.

— Рыжий, прибью! — пообещала Холера, затягивая пояс халата. — Это ты виноват, что у ребенка не только словарный запас кошачий, но и манеры как у твоих шерстистых тварей. Вламывается в любую дверь без стука, а потом ластится и делает умильный вид.