Буруу спал, пока она ловила их обед. Зверь растянулся над одной из ловушек на дереве гинкго. За день он проснулся дважды: в первый раз он попросил ее поторопиться, а во второй слишком рано набросился на маленького зайца, обнюхивавшего ловушку. После неудачи он терпеливо ждал, а когда она вернулась с полудюжиной толстых кроликов, перекинутых через плечо, даже был вежлив.

Теперь она смотрела на Буруу, лежавшего с другой стороны от костра, и в ее глазах сверкали искры. На неболёте и в переживаниях последних нескольких дней у нее не было возможности как следует рассмотреть его. И наконец, здесь, высохнув, сидя в тепле, в ожидании горячей пищи, она обнаружила, что ее пронзило странное чувство. Она не переставала изумляться, что находится рядом с таким прекрасным существом.

Пламя придавало светлым гладким перьям на голове и груди зверя странный блеск, почти металлически яркий. Плечи у него были широкие, мускулистые, а перья поднимались гребнем, как шерсть на загривке у собаки, когда она злится. Черные узоры на белоснежном мехе сзади напоминали слова, написанные на непонятном ей зверином языке. Как ни странно, самой выразительной частью его тела был хвост, а не морда. Когда он был доволен, хвост изгибался дугой; когда он был в ярости, хвост молотил, как кнут, из стороны в сторону; а когда он пробирался сквозь тьму, хвост ровно висел и слегка приподнимался вверх. Хотя тигр был наполовину орлом, она заметила, что чаще он двигается как большая кошка: гибко, плавно, извилисто, и в каждом его движении скрыта текучая хитрость.

– У нас достаточно еды, и мы можем отправляться в путь, – ее голос эхом отскочил от грубых каменных стен. – Завтра мы можем начать взбираться на утес. Если нам повезет, мы увидим, где находимся, как только доберемся до вершины.

Он молча моргнул. Она догадалась, что он не понимал ее, когда она говорила вслух, – ее голос звучал как череда взвизгов и лая в ушах. Она мысленно повторила ему предложение, мысль преодолевала барьер плоти и костей между ними.

Когда завтра мы поднимемся на утес, мы увидим, где находимся.

МЫ ЗДЕСЬ. ЧТО ЕЩЕ НАДО?

Юкико потребовалось несколько минут, чтобы ответить.

Мне надо домой.

Он фыркнул, чистя изуродованные крылья своим изящным клювом. Кончик клюва был белым, как и мех, затем становился серым, переходившим в глубокий черный цвет, которым были обведены его глаза. Прохладный ветерок шевелил перья на лбу.

НЕ ПОНИМАЮ Я ВАС, ОБЕЗЬЯН.

Что ты хочешь сказать?

ЭТО ХОРОШЕЕ МЕСТО. ЕСТЬ ЕДА. ТЕПЛО. СУХО. БЕЗОПАСНО. ЗАЧЕМ ТЕБЕ ВОЗВРАЩАТЬСЯ К СВОИМ МЕРЗАВЦАМ?

Мой отец. Друзья. Они могли погибнуть. Если они уцелели, они вернутся в Киген. Мне нужно выяснить, все ли у них в порядке.

ТВОЯ СТАЯ.

Зверь кивнул почти как человек.

СТАЯ – ЭТО ВАЖНО.

А где твоя стая?

…НА СЕВЕРЕ. СРЕДИ БУРЬ.

Его глаза заблестели, разлив мед по осколкам расплавленного серебра.

Зачем ты пришел сюда?

ПОСМОТРЕТЬ, ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ. СТАРИКИ ПРЕДУПРЕЖДАЛИ МЕНЯ. ГОВОРИЛИ, ЧТО НА ШИМЕ НЕ ОСТАЛОСЬ ЖИЗНИ. НЕ ПОСЛУШАЛ. ГЛУПЕЦ.

Я тоже не слушаюсь своего отца.

Юкико улыбнулась.

Того, кто изувечил меня.

Ее улыбка исчезла, и она с удивлением обнаружила, что защищает Масару.

Он хороший человек. Он просто делал то, что ему приказали.

КТО ПРИКАЗАЛ?

Сёгун. Вожак Шимы.

ВЛАДЫКА-МАРОДЕР ПРИКАЗАЛ ОХОТИТЬСЯ НА МЕНЯ? ЗАЧЕМ?

Он хочет заполучить тебя. Чтобы оседлать и ездить верхом, как Танцующие с бурей в старых сказках.

НИ ОДИН ЧЕЛОВЕК НЕ БУДЕТ ЕЗДИТЬ НА МНЕ. ТАКОЙ ПОДАРОК НАДО ЗАСЛУЖИТЬ. ТВОЯ РАСА ВЫРОДИЛАСЬ. АРАШИТОРЫ ПРЕЗИРАЮТ ВАС.

Не все мы – зло.

ОГЛЯНИСЬ ВОКРУГ. ВСЕ ЖИВОТНЫЕ ВЫМЕРЛИ, РЕКИ ЧЕРНЫ, СОРНЯК ДУШИТ ЗЕМЛЮ. НЕБЕСА КРАСНЫ И КРОВОТОЧАТ. ЗА ЧТО?

Я не…

ВЫ, ПОХОЖЕ, СОВСЕМ ОСЛЕПЛИ. ВЫ ЖИВЕТЕ СЕГОДНЯШНИМ ДНЕМ И НЕ ДУМАЕТЕ О ТОМ, ЧТО БУДЕТ ЗАВТРА.

Буруу свирепо уставился на Юкико, и его тлеющие, как угли, глаза вспыхнули.

НО СКОРО ВЫ УВИДИТЕ. КОГДА ИСЧЕЗНЕТ ВСЕ, КОГДА ДЕТЕНЫШЕЙ ОБЕЗЬЯН, КОТОРЫХ ВЫ УНИЧТОЖАЕТЕ РАДИ ШРАМОВ НА ЗЕМЛЕ, РАДИ КАПЛИ ЧИСТОЙ ВОДЫ, СТАНЕТ СИШКОМ МНОГО… ВОТ ТОГДА ВЫ УВИДИТЕ.

Юкико вспомнила вербовочные плакаты, расклеенные на стенах города Киген, заводы, выпускающие оружие для машины войны, постоянные новости о конфликте с гайдзинами, распространяющиеся по беспроводной сети.

Это уже происходит, поняла она.

КОГДА БУДЕТ ПОЙМАНА ПОСЛЕДНЯЯ РЫБИНА, ОТРАВЛЕНА ПОСЛЕДНЯЯ РЕКА, ТОГДА ВЫ ПОЙМЕТЕ, ЧТО НАДЕЛАЛИ. НО БУДЕТ СЛИШКОМ ПОЗДНО.

Арашитора покачал головой и начал точить когти о каменный пол – твердые, как железо, крюки выбивали искры из гранита. Юкико было трудно с ним спорить. В течение многих лет она снова и снова задавала себе трудные вопросы, родившиеся во время жизни среди безвкусицы и богатства двора сёгуна. Вопросы множились на людных улицах под отравленным небом Кигена. Но даже если Буруу прав, что может сделать один человек? Мир такой большой. Как одна девушка может изменить его? Можно всю жизнь кричать с крыши, и никто не услышит. Обычному человеку наплевать на умирающих птиц или на изменения климата. Его волнует только хлеб насущный для его семьи, одежда для его детей.

Чем мы отличаемся от животных? Эти кролики погибли, чтобы мы могли утолить голод. Мы убили их, потому что считаем, что наша жизнь важнее.

Она подумала об отце, о крови сотен животных на его руках. Несмотря на все его недостатки, она знала, что, если Масару придется загрязнить тысячу рек и уничтожить тысячу особей для ее безопасности, он сделает это. Ее озарило, в ее заполненной всяким мусором голове наконец вспыхнула лампочка, осветив пыльный уголок, который она всегда игнорировала.

Она – единственное, что у него осталось. Все, что он делал, он делал ради нее. Долгие месяцы вдали от дома. Переезд в Киген. Охота. Обрезка крыльев Буруу.

«Когда-нибудь ты поймешь, Юкико, – сказал он. – Когда-нибудь ты узнаешь, что иногда нам приходится чем-то жертвовать ради самого важного».

Она нахмурилась, и слезы закапали на кончики пальцев ног.

Он не говорил об Империи или о своей чести.

Он говорил обо мне.

Буруу молча смотрел на нее. Он растянулся на полу, приподнял крыло, приглашая ее в укрытие, но она не двинулась с места. Пожав плечами, он опустил голову, закрыл глаза и вздохнул.

Она не спала и смотрела, как горит огонь.