Сам Лев Революции встретил меня неприветливо — его грива топорщилась, бородка боевито торчала, и он порыкивал, уставившись на меня немигающим взглядом.

— Кольцов? И какого тебе нужен был этот спектакль?

— Лев Давыдович, у меня масса причин для встречи с вами.

— Масса? Этот хитрожопый горец уже присылал ко мне своего человека, уговаривал разоружиться, вернуться на родину, обещал прощение. Как ты думаешь, Кольцов, сколько бы я прожил, вернувшись в СССР.

— Думаю, до тридцать пятого года примерно. Вам дали бы какую-то не слишком ответственную должность, постарались вычислить сторонников, связи, которые еще остались, а потом арестовали бы по ложному обвинению и организовали процесс, например, обвинив в шпионаже на… США, нет, банально, на Колумбию или Эквадор!

— А на Эквадор почему? — искренне удивился Троцкий.

— Новый ход, свежо и небанально.

— Ну да. так тебе что надо, Кольцов?

— Ну, вообще-то я тут, чтобы передать новое послание Политбюро, типа ответ на ваше послание, сами знаете, какое…

— Ххе… долго они шевелились. Что там, знаешь?

— Думаю, ничего нового… разоружись, перестань мешать, мы всё тебе простим и так далее, обычный набор ничего не значащих фраз.

— И зачем ты согласился на это?

— Есть мотивы, свои мотивы, Лев Давыдович.

— Какие же?

— Вы же хорошо знаете Сталина. Значит понимаете. Что свой смертный приговор я уже заработал.

— В смысле?

— Думаете, мне простят ту статью про вас, мою статью? И второй номер «Огонька»? И то, как я фактически отбрил Сталина, когда он намекнул мне, что статья «День Троцкого» не совпадает с мнением партии?

— Так это правда? А то только слухи ходили?

— Правда. А он никогда не прощает такое пренебрежение к своим словам. Я его недооценил тогда. Сейчас понимаю, что надо было бы быть осторожнее. В общем, такая ситуация, Лев Давыдович.

— Понимаешь, Миша, я тебе не смогу помочь устроиться, вакансии в моей редакции…

— Лев Давыдович, неужели вы не понимаете? Я не собираюсь становится невозвращенцем[3].

— И что тебе мешает? Жена? Дети?

Последние слова произносит иронично. Ну да, нет у меня детей. А с женой мы расстались, и я сейчас лишь официально в браке, а так — свободная птица, слава Богу, в СССР сейчас брак регистрировать не обязательно, гражданские отношения тоже вполне себе, конечно, коллективизацию женщин отменили, но нравы достаточно вольные. Пока что.

— Да нет, но тогда меня точно достанут. В общем, есть интересные варианты, Лев Давыдович.

— Вот как? И что за варианты?

Самым сложным было создать оппозицию. Именно так, создать оппозицию, такую же, как в операции «Трест». В общем, вторым посланием к Троцкому стало письмо «Новой оппозиции». Важно было, чтобы в эту группу вошли только те люди, которые считались верными сталинцами, причем не верхушка, а звенья обкомов, примерно, третьих-четвертых лиц в республиках плюс люди из ОГПУ, верховодить этой «шарашкой» нами с Артузовым был назначен Мессинг, нет. Не Вольф Мессинг, а бывший второй заместитель Менжинского Станислав Адамович Мессинг, переведенный год назад в Центральную Контрольную комиссию ВКП(б), и вообще стал заниматься делами торговыми, то есть от реальной власти был отодвинут. Кроме того, наш фигурант выступал против начавшегося дела «Весна», считая нецелесообразным переводить ее в массовую чистку армии от неугодного элемента, да плюс конфликт с Ворошиловым. Он пытался установить слежку над наркомом, подкинув ему свою агентессу… вроде бы симпатичную актрисульку, то ли артисточка оказалась паршивенькая, то ли у Клима охрана разобралась с этим делом, то ли еще что, но Мессинга сильно подвинули. Так что такая фигура на роль лидера оппозиции подходила более чем.

Поверил ли мне Троцкий? Так я до конца и не знаю. Но вот то, что меня могут назначить редактором «Правды», привело его в довольно-таки возбуждённое состояние. Когда же я оставил ему «просмотреть» три статьи, направленные против Сталина, которые должны были быть приурочены к внеочередному съезду партии, на котором Сталина должны от власти убрать, Лев Давыдович «поплыл». Он с интересом прочитал статьи, которые я практически «скатал» из будущего. Разве мог Троцкий не узнать свои же статьи? Мог! Потому что он не были еще написаны! Но стилистику-то узнал! Точнее… Почувствовал! Так я очутился у него на второй день. Меня уже не обыскивали так же тщательно, только убедились, что оружия никакого нет, ни револьвера, ни апельштока. Впрочем, у эсеров и большевиков-террористов в моде были стилеты, их у меня тоже не было.

На следующий день Лев Давыдович пригласил меня приехать снова, как бы он вычитает эти статьи и поправит, если посчитает нужным. Я радостно согласился, тем более, что талант журналиста у Троцкого был, никуда от этого не деться. Такой бы талант да в мирное русло… Да фиг с ним, итак всё ясно… Рабочее движение можно победить только если его расколоть. Принцип «разделяй и властвуй». И Лев Революции сейчас не на той стороне баррикад, чтобы он себе не воображал!

Конечно, Троцкий оставил эти статьи для того, чтобы их просто-напросто скопировать. И иметь компромат на меня, так, «на всякий случай». Недооценивать этого жука не надо! На следующий день Троцкий встретил меня куда как более приветливо и в лучшем расположении духа. Он прикинул расклады и решил, что появление «Новой оппозиции» Сталину ему на руку. Он с удовольствием «поправил» мои статьи. Первая из них была про бюрократизацию страны и роль Сталина в создании новой бюрократической аристократии, вторая намекала на связи Сталина с царской охранкой, причем очень серьезно так намекала. Третья же даже не намекала, а обвиняла Сталина в отравлении Ленина. Первая и третья статьи — выжимки из статей на эту тему самого Троцкого (как хорошо, что в своё время я эти труды перечитал, интересно было, да и мода на такое чтиво появилась с перестройкой, вот я и не удержался). Вторая — это компиляция из материалов, что я читал по делу троцкиста Тухачевского. И вот это материал Льва заинтересовал не по-детски…

— Скажите, Кольцов (на второй день общения он уже перешел со мной на «вы»!) вы уверены, что можете подтвердить этот материал? У вас есть доказательства? Свидетельства? Или это голословные утверждения?

— Лев Давыдович, не делайте мине нервы, как говорят в Одессе, а личное дело одного малоизвестного агента охранки, которое тихо-тихо лежит в одном архиве, и до которого пока никто не докопался, этого мало?

— Нет,