Тут Миранда возмутилась по-настоящему. Да кто он такой, чтобы обращаться с ней как со вздорным ребенком, задумавшим какую-то каверзу?

– Я никогда не прислушиваюсь к сплетням и тебе не советую!

– Да мне и так о тебе все известно. Я знаком с женщинами твоего типа.

Хантер приставил гвоздь к половице настила и три раза стукнул по нему молотком.

– Я не принадлежу ни к какому типу.

– Ты так думаешь? Признайся лучше: ты из тех, кому нравится наблюдать, как батраки гнут спину, пока ты сидишь в тенечке и полируешь ногти.

В его взгляде, брошенном на нее через плечо, читалось жгучее презрение.

– А знаешь, кто ты такой? Самоуверенный подонок, каких в этом городе пруд пруди!

Миранда направилась к двери, но тут он одним гибким движением спрыгнул с лестницы и приземлился прямо перед ней. Ошеломленной Миранде ничего другого не осталось, как отступить на шаг назад. Ее обдало запахом здорового мужского пота, и Хантер оказался так близко от нее – полуголый, откровенно сексуальный, – что на минуту она лишилась дара речи. Его твердый подбородок выглядел особенно мужественным из-за отросшей за сутки золотистой щетины, глаза в полутьме амбара приобрели оттенок вороненой стали. Он так пристально смотрел на нее, что ей хотелось попятиться, но она уже и так ощущала лопатками столб, поддерживающий настил сеновала. К тому же ей не хотелось доставлять ему удовольствие своим отступлением.

А Хантер между тем подошел еще ближе, и теперь его голая грудь оказалась всего в каком-то дюйме от ее бурно вздымающейся груди.

– Я слыхал, ты хочешь стать адвокатом?

– Д-да... Да, хочу.

– И что же ты пытаешься доказать?

Миранда удивленно подняла на него глаза, и оказалось, что он больше не насмехается над ней, просто хочет услышать ответ. Зрачки у него были расширены, и Миранда поняла, что он взволнован и возбужден близостью не меньше, чем она сама.

– Ничего. Мне нечего доказывать.

– Но тебе же хочется!

Хантер поднял руки, обхватил столб позади нее, и она оказалась в кольце его рук, как будто в плену, хотя он при этом сумел избежать прикосновения.

– Да, – призналась Миранда.

– Зачем? Чтобы твой старик перестал наконец жаловаться на судьбу, не давшую ему сыновей? Или ты хочешь конкурировать на равных с мужчинами?

– Я просто хочу в полной мере проявить свои способности.

– И поэтому ты отказываешь себе в самых простых удовольствиях?

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– Я знаю, что ты сидишь на диете, регулярно делаешь упражнения по ритмической гимнастике у себя в комнате, ни с кем не встречаешься и читаешь все, что может, по твоему мнению, пригодиться в дальнейшем.

– Откуда ты знаешь?

– Я тоже за тобой следил.

У Миранды перехватило дыхание. Неужели он подглядывал за ней в окно по ночам, видел, как она разглядывает свое тело в зеркале, трогает себя за грудь, проводит ладонями вниз по животу, пытаясь представить себе, что бы она чувствовала, если бы к ней прикасался мужчина?

– Ты не имел права...

– Зато имел желание. Так же, как и ты.

– У меня нет ни малейшего...

– Не ври.

Он был слишком близко, это следовало немедленно прекратить.

– Дай мне пройти.

– Если ты собираешься стать настоящим юристом, придется тебе научиться обращению с людьми, а не только судебным тяжбам и обмену колкостями.

Его взгляд опустился к ее взволнованно вздымающейся груди.

– А-а, я поняла! – проговорила Миранда с ядовитой насмешкой. – И ты хочешь стать моим учителем?

– Я просто пытаюсь с тобой разговаривать.

На одну роковую секунду его взгляд остановился на ее губах, и что-то потаенное у нее внутри, что-то теплое, живое и требовательное откликнулось на призыв. Она ненавидела его, но ее тянуло к нему на каком-то бессознательном уровне, существование которого она отказывалась признать.

– Разговаривай с теми, кому это интересно.

– Тебе интересно.

– Ни капельки!

Его улыбка давала понять, что он ей не верит, однако он все-таки отступил в сторону. Но когда она попыталась пройти мимо, Хантер схватил ее за запястье, стремительно развернул к себе, и вдруг вся эта гора мускулов окружила ее со всех сторон. Миранда не могла двигаться, едва могла вздохнуть. Сердце так отчаянно колотилось у нее в груди, что она побоялась лишиться чувств.

– Не смей...

Его губы обрушились на ее рот с такой силой, что ей даже стало больно. Он как будто хотел наказать ее. Воздуха в легких совсем не осталось. Она пыталась бороться, хотя и понимала, что это бесполезно. Ее разум безмолвно взывал к сопротивлению и рвался на свободу, но незнакомая ей до сих пор, чувственная сторона ее женской натуры отчаянно желала ответить на поцелуй, ощутить волнующий трепет чистого, ничем не стесненного секса.

– Тебе интересно, – повторил он и внезапно отпустил ее. – Когда станешь в достаточной степени женщиной, чтобы это признать, позвони мне.

Пятясь к двери и спотыкаясь на ходу, Миранда покачала головой.

– Скорее ты сгоришь в аду.

– Я так не думаю.

И, черт бы его побрал, он оказался прав. Две недели Миранда его не замечала, смотрела сквозь него, когда он работал на территории поместья, старалась уйти подальше, когда он оказывался рядом, но всякий раз вспоминала тот разрывающий душу поцелуй в конюшне, и всякий раз ее пульс учащался, а тело покрывалось испариной.

Лежа по ночам в постели, Миранда думала о нем, вертелась с боку на бок и мучилась от летней жары, не отпускавшей даже ночью. А днем ей приходилось готовиться к вечерним занятиям в городском колледже – еще одном месте, где можно было столкнуться с Хантером.

Через две недели она отказалась от противостояния, отбросила гордость и позвонила ему. В тот же вечер они провели несколько часов вместе, гуляя по берегу, но он даже не попытался прикоснуться к ней.

Так продолжалось, без изменений, какое-то время. Можно было подумать, что ничем, кроме того единственного поцелуя, Хантер с ней делиться не собирается. Наконец Миранда сама положила руку ему на запястье, склонила голову набок и спросила:

– Ты боишься меня? Хантер рассмеялся:

– Боюсь? Не смеши.

– Но тогда почему...

Миранда почувствовала себя круглой дурой. Что она могла сказать? Хантер стоял, прислонившись к крылу ее машины, жаркое солнце слепило их обоих. Она нашла место для стоянки в укромном, скрытом скалами уголке на берегу, на расстоянии нескольких миль от курорта, принадлежавшего ее отцу.