Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я склонилась было в почтительном поклоне, но Цзоин торопливо остановил меня:
– Не нужно, не нужно! Если я и вдали от чужих глаз буду заставлять тебя соблюдать правила вежливости, вечером меня накажут.
С этими словами он шутливо покосился на Миньминь. Та резко покраснела, и я опустила голову, пряча улыбку и притворяясь, что ничего не слышала.
Проводив уходящего Цзоина пристальным взглядом, я проговорила:
– Он очень хорошо с тобой обращается.
Миньминь улыбнулась было, но улыбка вдруг исчезла с ее лица, которое тут же приобрело серьезное выражение.
– В порядке ли тринадцатый принц? – спросила она. – Я была очень опечалена, услышав вести.
Мне не хотелось, чтобы она попусту волновалась. Кроме того, хотя Цзоин – великодушный человек, даже ему может надоесть, если Миньминь будет постоянно беспокоиться о тринадцатом принце, поэтому я ответила:
– В слухах события всегда сильно приукрашены. О нем есть кому позаботиться.
Миньминь спросила:
– И кто это?
Я в общих чертах поведала ей историю дружбы Люйу с тринадцатым принцем. Выслушав, Миньминь долго молчала, после чего тихо сказала:
– Многие ли в нашем мире способны не бросить другого в беде и остаться рядом, чтобы помочь? То, что она может быть с тринадцатым принцем, делает его счастливцем и ее – счастливицей.
Я внимательно смотрела на нее, не произнося ни слова.
– Волнуюсь о нем исключительно из дружеских чувств, – произнесла она, подняв голову. – Я уже нашла свою звезду. Стану дорожить ей и обязательно буду счастлива.
Я с облегчением улыбнулась и, не сдержавшись, заключила ее в объятия. Лишь тот, кто ценит свое счастье, по-настоящему мудр.
– Не будем больше о моих делах, – с улыбкой сказала Миньминь. – Как поживаешь ты, сестрица?
Тут же помрачнев, я ничего не отвечала.
– Мне кажется, что сейчас восьмой принц хоть внешне и относится к тебе с теплотой, в глубине души он охладел и отдаляется от тебя, – продолжала она. – Что у вас случилось? Как до такого дошло?
Я покачала головой и сказала:
– Не хочу сейчас думать об этом: мне слишком горько. Давай поговорим о чем-нибудь другом!
Резко вскочив, добавила:
– Здесь, в степях, я хочу радоваться. Пойдем устроим скачки.
Миньминь остановила меня, дернув за руку.
– Я не могу скакать верхом, – сказала она и тут же снова покраснела.
– Почему? – с недоумением спросила я, садясь на место. – Ты чем-то больна?
Опустив голову, Миньминь улыбнулась с безграничной нежностью, и я внезапно все поняла.
– Сколько уже месяцев? – радостно воскликнула я. – Совсем ничего не видно!
– Всего лишь чуть больше месяца. Конечно, ничего не видно, – захихикала Миньминь.
– На будущий год я стану тетушкой, – улыбнулась я.
Лицо Миньминь озарила счастливая улыбка. Она внезапно схватила меня за руку со словами:
– Сестрица, давай породнимся! Пусть мой сын в будущем возьмет в жены твою дочь!
– Начнем с того, что у меня нет дочери! – ответила я с печальной улыбкой. – Кроме того, я не возьмусь давать тебе таких обещаний. Как-никак твой сын станет главой рода.
– Когда же ты, сестрица, уже начнешь серьезно относиться к своему положению? – улыбнулась Миньминь. – Кстати, сейчас кое-что тебе расскажу. После того случая с нефритовой подвеской любимая наложница отца стала роптать, мол, почему это он отдал ее не одной из собственных дочерей, а какой-то девице из дворца? Позже брат тоже задал ему этот вопрос, и угадай, что ответил отец? Он сказал: «Ее будущий муж ни в коем случае не должен быть ниже по положению, чем мы, только равен нам или выше, и тогда в будущем никто не сможет сказать, кто больше выиграет от этого брака».
Я молчала. Подвеска была для господина Гувалгия лишь пешкой, которая помогла отвлечь наследного принца от его жажды завладеть Миньминь. Кроме того, она помогла ему приблизить меня на его сторону и выразить свою лояльность императору Канси, а также служила флюгером, показывающим, куда дует ветер. А еще эта подвеска стала краеугольным камнем моей жизни, что вызвал бурные волны и причинил мне немалое зло. Однако, глядя на Миньминь, улыбающуюся без какой-либо задней мысли, я тут же отбросила все полные упреков размышления.
– Миньминь, – произнесла я, – положение не имеет никакого значения. Важно то, что я ненавижу, когда родители одной фразой решают, какое будущее ждет их ребенка. Ты сама знаешь, как невыносимо, когда тебя заставляют вступить в брак.
Миньминь замерла.
– Ты все верно говоришь, сестрица, – проговорила она. – Но ты моя единственная подруга, и я лишь подумала, что раз мы с тобой не можем постоянно быть рядом, то, если в будущем мой сын возьмет твою дочь в жены и она станет моей невесткой, это еще больше укрепит нашу дружбу. Кроме того, твоя дочь, сестрица, точно станет лучшей из лучших. И если мы сможем женить на ней сына, то именно мы, родители, будем счастливы. Однако тогда получится, что мы совсем забыли о чувствах нашего сына.
Нахмурившись, Миньминь подумала о чем-то, а затем добавила:
– Тогда пусть делают что хотят. Если в будущем судьба не распорядится так, что наши дети станут супругами, то пусть будут друг другу братом и сестрой, это тоже неплохо.
«Судьба тут ни при чем», – подумала я. Много раз бывало, что, в то время как родители были в чудесных отношениях друг с другом, дети тем не менее не ладили. Но мне совсем не хотелось снова потерять дружбу Миньминь, и потому я улыбнулась и пообещала:
– Если мне повезет и у меня действительно родится дочь, я обязательно велю ей относиться к тебе так же, как ко мне самой.
– Славно! – воскликнула Миньминь в ответ.
Время в степях всегда пролетало очень быстро, и вот незаметно подкрался конец лета. Нам с Миньминь было тяжело расставаться. Всякий раз, прощаясь, мы задавались вопросом: когда мы увидимся снова? Впрочем, последние несколько месяцев, проведенные с Миньминь, заставили меня успокоиться на ее счет, ведь Цзоин по-настоящему любил ее. Возможно, в душе он и вынашивал честолюбивые планы, но его чувства к Миньминь были искренними. Об этих двоих можно было сказать, что их союз заключен на небесах. Миньминь повезло: ее мужчине не пришлось делать выбор между ней и стремлением к власти. Ее не принесли в жертву, а он не бросил ее, ведь для Цзоина Миньминь означала и власть тоже.