– Разумеется, этим пирожным ни за что не сравниться с теми, что готовят во дворце, однако их своими руками приготовила ваша сноха в знак своей дочерней любви, а посему она нижайше просит Ваше Величество отведать их.

Ее слова сильно воодушевили императора Канси, и он с улыбкой взял у Ли Дэцюаня одно пирожное. Попробовав его, Его Величество кивнул и похвалил:

– Неплохо, на вкус свежо и сладко.

Вслед за императором четвертая госпожа брала одно за другим разные пирожные и поясняла:

– Каштановая паста в этих пирожных приготовлена из каштанов, что вырастил четвертый господин. А для этих пирожных были использованы цветы тех самых хризантем, которыми вы, Ваше Величество, любовались в восточной беседке…

Не прекращая выражать бурный восторг, император одно за другим перепробовал все пирожные, что лежали на блюде.

Четвертая госпожа была очень ласкова, держалась благопристойно и сдержанно, не переставая щебетать своим сладким голоском. Отвернувшись, я отстраненно глядела в окно.

Когда Его Величество закончил трапезу, служанка принесла таз для омовения. Только я собралась засучить рукава, как вдруг четвертая госпожа сама принялась помогать императору мыть руки. Покосившись на меня, император Канси с улыбкой заметил:

– Обычно ты такая говорунья. Почему же сегодня будто воды в рот набрала?

Поклонившись Его Величеству, я притворилась, что обижена до глубины души:

– Сегодня Вашему Величеству прислуживает сноха, что так умна и умела, потому вы, разумеется, отвергли грубую заботу вашей покорной служанки.

В глазах четвертой госпожи промелькнуло беспокойство, и она поторопилась заискивающе улыбнуться:

– Я много слышала о том, что барышня Жоси – прелестная девушка, обладающая тонкой, изысканной натурой. Она провела много лет подле Его Величества, и обычным людям не сравниться с ней в мудрости и добродетели. Если уж барышня использует по отношению к себе слово «грубый», то разве не затем, чтобы пристыдить нас?

– Не обращай на нее внимания, – с улыбкой ответил император четвертой госпоже. – Она напускает на себя этот вид, чтобы повеселить нас. На самом деле она не такая злобная и мелочная.

Помыв руки, Его Величество перекинулся с четвертым принцем и госпожой еще парой фраз, после чего повернулся к Ли Дэцюаню и спросил:

– У нас еще остались нефритовые жуи, что преподнесли нам бирманские послы?

– Всего их было четыре, – отвечал Ли Дэцюань, – один находится у госпожи вдовствующей императрицы, один вы пожаловали супруге Ми, еще один – Миньминьгэгэ, так что осталась последняя.

– Пусть его позже пришлют сюда, – велел Его Величество, – в качестве награды для четвертой госпожи из рода Ула Нара.

Услышав эти слова императора, четвертый принц с супругой тут же упали на колени, благодаря за милость.

– Мы уже давно не проводили время так радостно и безмятежно. На свете нет ничего драгоценнее того почитания родителей, что вы двое показали сегодня, – с улыбкой проговорил император Канси. – Кто сможет сказать, что главе Поднебесной недоступны простые семейные радости? Сегодняшний день мы провели в точности как обыкновенный старик-простолюдин: ели сладости, собственноручно приготовленные нашей снохой из того, что наш сын вырастил своими руками.

Его Величество посидел еще немного, а затем с улыбкой на лице погрузился в повозку, собираясь вернуться в Чанчунь. Четвертый принц с супругой, стоя на коленях, провожали его. Сев в повозку, я приподняла край занавески, разглядывая принца, находящегося во главе коленопреклоненной толпы. Мы отъезжали все дальше, и я уже собиралась опустить занавеску, как вдруг четвертый принц резко поднял голову, и его взгляд, почти материальный, пронзил мое сердце. Словно окостенев, я не отрываясь смотрела на него. Его фигура становилась все более и более расплывчатой, пока наконец окончательно не исчезла, однако его глаза словно продолжали неотступно следовать за мной.

Опустив занавеску, я закрыла лицо руками, и несколько слезинок, просочившись между пальцами, беззвучно упали на устланный ковром пол повозки. Мгновение – и от слез не осталось и следа, словно их никогда и не было.

Император Канси любил хризантемы. В сезон их цветения в залах всегда ставили свежие букеты, чтобы Его Величество мог полюбоваться ими. Не знаю почему, но все эти годы заботы о сборе хризантем и составлении букетов лежали именно на моих плечах, и каждую осень я раз в несколько дней была вынуждена ходить за ними в сад.

Корзина была наполнена хризантемами уже больше чем наполовину. Сжимая в руке ножницы, я нерешительно разглядывала цветок желтой хризантемы, самый большой и великолепный из распустившихся, не зная, срезать мне его или нет. Что ж, пусть в одиночестве раскроет свою красоту! Я уже хотела поднять корзину и уйти, когда кто-то поинтересовался:

– Почему ты не срежешь его?

Я замерла от испуга. Лишь сделав глубокий вдох, я осмелилась обернуться и поприветствовать четвертого принца, что находился под деревом.

Он подошел ближе. Какое-то время мы стояли в тишине. Затем я вежливо попросила разрешения откланяться, но четвертый принц, внимательно глядя на ту желтую хризантему, бесцветным голосом спросил:

– Почему?

– У меня не поднялась рука, – ответила я. – Если ее срезать, она быстро увянет.

– Почему ты не испытываешь ко мне ненависти? – спросил принц.

Я горько усмехнулась: так вот о чем он. Но какой смысл говорить об этом теперь? Я тут же повернулась к нему спиной и зашагала прочь.

– Жоси! – крикнул он мне вслед. – Ответь мне!

Я на мгновение сбилась с шага, но продолжила идти вперед, чувствуя, как его взгляд, прикованный к моей спине, словно опутывает меня, как миллионы тонких, упругих нитей. На сердце становилось все тяжелее. В конце концов резко остановилась и обернулась, глядя на четвертого принца. Он продолжал упорно прожигать меня взглядом, полным бессилия и муки.

Потупившись, я тихонько вздохнула и вернулась к нему.

– Почему я должна ненавидеть тебя? – произнесла я. – Из-за того, что ты нарушил обещание? Но ведь это просто смешно! Неужели нужно обязательно быть верным своему слову до последнего вздоха, как Вэй Шэн?[23] Кроме того, здесь замешан еще и тринадцатый принц. Мне бы не хотелось, чтобы мы, обнявшись, вместе встретили смерть. Лучше я буду одна, но выживу!