– Я не могу считаться знатоком в данной области, но все виденные мною бюстгальтеры не имели ребер или коленей с локтями, – усмехнулся Петр.

Таткина захихикала, а я вновь пустилась в объяснения:

– Под чашки бюстгальтера часто вставляют полукружья из пластика, чтобы избежать провисания груди. Петр, вы не сможете собрать нужные вещи, это лучше сделать женщине. Директор приказал заняться этим Ольге, и Льву Яковлевичу не понравится, если она его ослушается, он может ее уволить.

– Нет, – неожиданно топнула ногой Оля, – режиссер обещал мне роль в новой постановке, вот! Обоймов собирается ставить «Отелло». Я буду Бьянкой, любовницей Кассио, и сыграю так, что у зрителей дух захватит. Отлично знаю, как изобразить ее, уж поверьте!

Мне стало жаль бедняжку. Неужели она не понимает, что ее мечта не исполнится? Кажется, у Таткиной и правда боязнь сцены. Ранее она мне говорила, что выучила наизусть роль Джульетты, но когда судьба подбросила ей шанс, Оля им не воспользовалась, убежала.

– Меня никогда не турнут, – продолжала тем временем костюмерша. – Но я не хочу отвозить вещи Розалии, не дай бог, что-то пропадет. Вон у нее и айпад, и айфон, и ноутбук! Глаголева потом меня заклюет, сожрет, будет орать: «Таткина воровка!» Нет, нет и нет. Спасибо Петру, что помочь вызвался.

Иратов улыбнулся.

– Ерунда, мне совсем не трудно.

Я посмотрела на него и неожиданно для себя сказала:

– Я поеду с вами, иначе вы подберете не то. И Оля права, у Глаголевой сложный характер. Не найдет платка или какой-нибудь бижутерии, и разразится громкий скандал с обвинениями в воровстве. А если нас будет двое, Розалии Марковне этот трюк не удастся.

– Пойду за ключами от машины, – после короткой паузы сказал Петр, – а вы пока вещи Глаголевой сложите.

– Он тебе нравится, – засмеялась Оля, открывая шкаф.

– Кто? Иратов? Конечно нет, – фыркнула я.

– Чего тогда навязалась ему в сопровождающие? – ухмыльнулась костюмерша. – Меня не обманешь. Ты положила глаз на перспективного мужика.

Я на секунду растерялась. А действительно, по какой причине я настояла на своей поездке к Глаголевой? От Розалии Марковны я не в восторге, мне просто жаль ее, как любого человека, угодившего в больницу. Таткину выручать я тоже не собиралась. Так зачем заявила о своем желании ехать с Петром? Сейчас объясню. Я словно услышала тихий властный голос, который велел: «Степанида, не отпускай Иратова одного. Очень важно сопровождать его».

Чтобы не реагировать на ухмыляющуюся Таткину, я вынула мобильный и, набив эсэмэску: «Ты где? Срочно позвони мне», отправила ее Невзорову.

– Влюбилась, да? – не успокаивалась Ольга, опустошая шкаф.

– Глупости, – поморщилась я. – Иратов старый.

– Пете столько же лет, сколько мне. Я, по-твоему, развалина? – обиделась Оля.

– Я думала, Иратову под пятьдесят, – удивилась я. – Он выглядит старше своего возраста. Может, потому что бреет голову и носит усы с бородой?

– А Софье-то, между прочим, шестьдесят пять! – засмеялась костюмерша. – Не молода ли мама?

Я поднялась.

– По-всякому бывает. И у меня есть жених.

Таткина опустила глаза.

– Миша, спору нет, симпатичный парень, прямо обаяшка-очаровашка. Мускатова ему уже на шею повесилась. И остальным твой ухажер понравился. Но, Степа, ненадежный он, с первого взгляда видно: бабник и себя очень любит. Небось сама это знаешь. Короче, гуляка твой милый. Лучше обрати внимание на Петю. Все у него есть. Чего еще тебе надо?

Я нагнулась к спортивной сумке из дешевого кожзаменителя, безуспешно прикидывающейся изделием от Луи Вуитона.

– Самую малость: мне нужно любить человека, все остальное неважно. Иратов совершенно не в моем вкусе. Пусть он Крёз[12], но я лучше останусь с бедным, но любимым парнем. Мне важно не богатство, а чтобы рядом была родственная душа.

– Дурашка, – укорила меня Таткина. – У мужика надо искать не душу, а толстый кошелек.

– Вы знаете адрес Розалии? – спросила я, садясь в машину.

– В гостях у нее не бывал, взял координаты у Обоймова, – пояснил Петр. – Неужели тебе не тяжело таскать эту огромную торбу? На мой взгляд, намного лучше смотрится маленькая сумочка, похожая на мыльницу.

– Клатч – это вечерний вариант, – улыбнулась я.

– Тогда небольшой кошелек на длинном ремне, – не сдался Иратов.

– Я работаю стилистом, поэтому ношу при себе много всякой всячины, – объяснила я. – Кстати, объемные сумки давно вошли в моду.

– Да? – с недоверием спросил мой спутник. – И что в них хорошего?

Наш разговор плавно потек в сторону фэшн-бизнеса, потом мы перекинулись на литературу.

На светофоре к машине подбежал подросток и стал размахивать букетом. Петя проехал чуть вперед.

– Ну уж нет, никогда не куплю ничего у мучителей растений. И ты тоже не приобретай у уличных продавцов цветы. Они уже мертвые, подаришь трупы на стеблях, которые в вазе и часа не простоят.

– Вы ботаник? – спросила я.

– В одном из моих дипломов указано: «Биолог», – уточнил Иратов. – А что, есть вопросы по разведению фиалок?

Я проводила глазами подростка с увядшим букетом.

– Люблю цветы. Вот завершу ремонт в квартире и куплю розы-азалии. А больше всего мне хочется вырастить дома лимон. Он так приятно пахнет. Но вот уже третий цитрус погибает. Наверное, я плохо за ними ухаживаю.

– А как ты их покупаешь? – заинтересовался Петр.

– Просто. Прихожу в магазин, выбираю деревце с красивыми лимончиками на ветках и приобретаю его, – пояснила я.

– Выискиваешь то, где плоды поярче и их побольше? – улыбнулся Иратов.

– А это неправильно? – сообразила я.

– Самая частая ошибка начинающего цветовода. Никогда не бери плодоносящее растение – все его силы брошены на созревание плодов, – принялся объяснять Петр. – Переезд из магазина в дом сильный стресс для него. Ты притащила лимончик, а он в ужасе – мало того, что беременный, так еще и смена квартиры. Не всякий цветок может выстоять в экстремальной ситуации, большинство тихо уезжает в оранжерею Господа Бога. Мы приехали. Удобно Розалия устроилась. В центре, но улочка тихая, и дом сталинской постройки. Как думаешь, сколько у нее комнат?

– Одна, – предположила я.

– Не меньше трех, – тоном знатока возразил Петр. – А в парадном швейцар в ливрее. Сейчас войдем, и он нас остановит вопросом: «К кому желаете пройти, господа?»

Я потянула на себя дверь подъезда и поморщилась от вони.