— На две недели я к тебе! — и свет в глазах, и счастье — За прошлый год ещё мой отпуск не отгулен. Курортный свой роман продлю, во что бы это мне не стало…

Ах как прекрасны эти дни и ночи — боле! Кино и рестораны, пляжа галька и съёмная квартира, как своя! Любовь обоих поглотила и созрели оба для решенья, что судьбы их неразделимы. На ваш немой вопрос, читатель, скажу я прямо, без утаек, не знала Надя о невесте, что ждёт Евсеева в далёком том краю.

Так дальше продолжать нет никакого смысла. Пошёл на пункт переговорный. Пусть станет больно, хуже — от обмана…

— Миша, Мишенька, любимый! — слово вставить не дала — Новость есть для нас обоих, я ребёночка ведь жду!.. Что молчишь?… Я тоже сразу не в себе была совсем… Миша, Мишенька, любимый, как мне плохо без тебя…

Ошарашен был Евсеев, это мягко сказано. Истины момент настал в этих отношениях. Что-то надо говорить, принимать решение. Воздух в лёгкие набрал, трусом в жизни не был — Успокойся, Вера, всё уже готово. Приезжай, я жду тебя, как скорее сможешь.

— Что с тобою? Нет лица — Надя поразилась. А Евсеев всё молчал, долго и упорно. Водки выпил, есть не стал, на диван улёгся. Там забылся, два стакана — много без закалки. А Надежда — в райотдел, что-то ведь случилось!..

Утром не застал её, голову ломило. На столе записка — почерком неровным: «Знаю всё и без тебя. Оба мы не правы. Не пиши мне, не звони и забудь навеки. Замуж выйду я на днях за хирурга нашего. Ждёт меня он третий год, человек хороший.»

И недели не прошло, невеста прилетела. Осмотрела комнату, хорошо всё, классно. Вид, особо, из окна — на море открывается! Радость тут, восторг и счастье — встреча долгожданная. Ужин праздничный готов, шампанское открыто. Но заминка малость вышла — Можно ли беременной?… Взгляд — поверх, куда-то в стену, голос вдруг притих — Что сказать тебе, не знаю… я ошиблась, видимо. Просто это всё задержка, нет пока ребёночка…

Вилка выпала с руки, зазвенела на пол. Сам вскочил в порыве гнева — Что-что-что?! Что ты сейчас сказала?! Да что ж ты делаешь со мной! Разве это честно?!..

— Я-а?!.. И это ты серьёзно? А — не ты ли сам, подумай… Как ведь стрелки перевёл. Я то, дура, рада… — слёзы вырвались из глаз, по щекам стекали. Плач и стон — страшнее нет мужикам нормальным. Вспять пошёл, а что же делать, если так случилось. Обнял и к груди прижал, целовать стал нежно — Будем жить, конечно, мы… Это — справедливо.

В тот же месяц, что тянуть, расписались в ЗАГСе. Ну а ровно через год Евсеев папой стал доченьки счастливым. Дочка выросла немножко, тут же братик подоспел. Радость в них, тепло и смысл грешной жизни этой нашей…

Российская Федерация г. Сочи. 2005 год, сентябрь месяц.

— Михал Иваныч, к Вам гражданка! — разволновалась секретарь — Ей говорю я, нет приёма, он совсем не понимает…

— Пусти-пусти, случилось вдруг что у человека…

Узнал Надежду он мгновенно. Семнадцать лет — срок небольшой. Да, зрелой дамой стала, но — прекрасна, и возраст сути не меняет… Молчали долго, пауза зависла… Когда биенье сердца в ритм вернулось, он спохватился. Стул подвинул и сам устроился напротив — Не ожидал, не ждал я, честно, и много лет тебя не жду — курить принялся — Как сама-то? Сынуля как? Всё хорошо?

— Всё хорошо, а сыновей дано как двое…

— Понятно — встал, позвал секретаря — Сготовь нам кофе… — чуть-чуть подумал, коньяк достал из сейфа и конфеты — За встречу выпьем? И для храбрости — немного?

— Да — улыбнулась, глазоньки всё те же, два уголёчка милых — наливай.

Тут кофе принесли — А можно я домой пойду? Седьмой как час пошёл…

— Иди, конечно. До свиданья…

После рюмки выпитой клеится стал разговор помалу — Всё также я в Саратове, всё также — терапевт. Сыночки — парни взрослые. Женился старший, скоро я бабулей стану. Приехала, вот, напоследок отдохнуть. Потом ведь некогда — с внучком-то — и рассмеялась так знакомо, как не было разлуки вовсе — А сам-то как? Начальником, смотрю, большим ты стал, солидным. Шла мимо и случайно табличку «Приём граждан» увидала, а там фамилия твоя…и имя с отчеством за нею… Прошла два квартала почти, вернулась… Зачем вернулась, и сама не знаю. Ну да… да ладно, про себя… ты про себя мне расскажи. Всё хорошо, надеюсь?…

— Нормально всё! — разлил ещё по рюмкам он — И дочка есть, и сын, комплект, короче. Супруга — в школе завучем… Нормально всё… А ты — вновь закурил — ты с мужем здесь или одна?

— Вдова я третий год почти…

— Не знал, прошу прощения.

— Да ничего, привыкла я… — противно телефон тут затрещал — связь с дежурной частью. У водителя возник вопрос — Михал Иваныч, едем мы куда или машину я поставлю?…

— Не ставь пока, перезвоню — И трубку бросил, на соседний стул присел. Обнял за плечи, лицо к лицу приблизил он вплотную — Надюша, Наденька… моя. А может всё к чертям и — снова? Поедем, снимем до утра квартиру. Винища, закуси возьмём, отметим встречу, мы же — молодые!.. Ну что молчишь? Скажи хоть что-то…

— Такой же ты, Евсеев, всё остался — поцеловала в щёку, затылок стриженый погладила рукой — Такой же ты неисправимый враль… И как я полюбила…

— Так едем, едем мы с тобой?!.. Терять не будем время!

— Поедем, ну а дальше что? Что дальше будет? Вновь роман курортный?…

Не ожидал вопроса на вопрос Евсеев. Застыл на полуфразе, нужные слова не подбирались.

— Тогда ты должен был определяться. Полгода я ждала…

— Так ты ж в записке…

— Да мало ли чего писала — рукой махнула — Наливай ещё! — И выпила красиво, поднялась со стула прямо — Всё поняла я, Миша. Прожил эти годы — и без неё, без Веры, и без меня, Надежды, и без любви, на то похоже. — Ушла в полнейшей тишине. Не обернулась даже…

А жизнь всё продолжалась, всё встало на круги своя.

Со слов отца, при той совковой власти:

— ворьё и спекулянты открыто не гордились, что ворьё они и спекулянты;

— и «голубые» — не гордились, что чуток они иные;

— а взяткобрателей бессовестно сажали, как уголовников каких-то;

— палёну водку впарить было невозможно, не говоря про наркоту;

— и демократию душили на корню, своровать так сложно было;

— братков же беспредельно угнетали, экономика была вся без присмотра;

— и ничего святого не было, даже частной собственности;

— а газ и нефть, с ума сойти, всем принадлежали;

— какой-то занавес поставлен был железный, за рубеж бабло не перегнать;

— а работяги на себя лишь вкалывали, прибылей господ лишая в наглую;

— и налоги-то платили все… эх и дурачьё;

— сельчане хлеб и мясо выращивали сами, наплевав, по-хамски, на фирмы иностранные;