Азиаты русские равнины не отдали. Западные державы продвигались вперед тремя эшелонами, на летательных аппаратах, а также по мостам рельсам, которые за немногие дни сами же и прокладывали перед собой: выступив из Польши Румынии Галиции, они миновали Витебск Могилев Полтаву Херсон. Днепр с его заболоченными берегами остался позади. Города этого региона не были для солдат чужими. Сеть городов, хуторов, рассыпанных поселений — перед ними, под ними — теперь уплотнилась. За Ярославлем Владимиром Воронежем Харьковом наступающие приблизились к тем речным притокам, которые вбирает в себя великая Волга, к возвышенности Ергени, к широкому гористому берегу самой Волги. На севере наткнулись на Вятку Вологду. Тут-то и загорелись обрушились первые летные эскадрильи, с ясного неба упали на тихие поля. Подоспели новые эскадрильи. И тоже обрушились. Не преодолев незримо воздвигшегося перед ними барьера. Специалисты из разведки, прибыв на место, обнаружили особого рода волны, нарушающие работу авиамоторов. Но пока техники пытались определить природу странных волн, их источник и формальные характеристики, против них ополчилось наземное чудище — взвинченные человекомассы. На лошадях повозках телегах, по рекам — на пароходах лодках баржах — эти массы катились стремились с востока на запад, струились текли изливались с севера на юг: люди и животные. Растерянные жалующиеся сбитые с толку: мужчины женщины дети; лошади коровы свиньи, которых они гонят перед собой, куры, которых несут на руках. Одиночки, причитающие кричащие оборванные. Большие молча прущие орды. Целые деревенские общины, на вопросы не отвечающие. Оглушенные; лица одеяла одежда в грязи… Бледные от бессонных ночей, тащились они вперед. Не помогали ни умирающим, ни младенцам. Это чудище кидалось на землю, плакало, царапая себе лбы и щеки, оставляло позади мертвецов, едва прикрытых землей, ибо во влажной почве могилы не выроешь, снова бежало вперед, рывками, — словно во сне. Оно крушило все, что имело при себе и что находило: деревья избы доски; кидалось в воду, плыло барахталось стонало орудовало веслами. Оно вздыхало визжало, а когда было массой женщин, распускало волосы, рвало их на себе или покусывало концы прядей, оглядываясь назад: бросая скорбные взгляды на серое пасмурное небо, не показывающее ничего, кроме туч. Позади этих беженцев бушевал пожар. Они кричали. Сами они не видели, что горит, но из других сел к ним приходили крестьяне, тоже получившие страшную весть издалека. Там, далеко, чужие люди видели колыхание закрывающих все небо скоплений птиц, которые с криками или бесшумно, равномерным потоком или разлетаясь в разные стороны, устремлялись с востока на запад, с севера на юг: плотные стаи воронов, сонмища мелких птиц, вьюрков кедровок, — днем они шелестяще проносятся мимо, ночи наполняют щебетом граем свистом. Земля-де уже усеяна обессилевшими маленькими телами. Они шуршат мельтешат свистят трепещут и высоко вверху… И все живое с тронулось с насиженных мест вместе с людьми. На телегах гроздьями висли летучие мыши. Стоило до них дотронуться, и они взмывали в воздух, кружились, раскинув руки-крылья, снова садились. На земле между ногами людей копошилась мелкая живность. Черные и серые мыши кишели на дорогах, мокрых нолях. С писком покрывали поверхность рек: маленькие дергающиеся спины, ударяющие по воде спиральки хвостов. Взбирались на большие камни, падали с них, соскальзывали в канавы, перебирались через упавшие деревья. Периодически мелькали быстрые тени длинноухих тушканчиков. Люди, напиравшие через Вологду и Вятку, имели при себе топоры ножи, в их повозках валялись окровавленные волчьи шкуры. Пока они продвигались вперед, их преследовали по пятам медведи лисы росомахи из районов, оставшихся позади. Эта живность, черная бурая серая, зигзагообразно шныряла кралась мародерствовала, выпрыгивала па дорогу, с рычаньем падала в пыль, издыхала от жажды, шаталась от усталости, умерщвлялась людьми. На низкорослых умеющих плавать гнедых лошадях — Букеевская орда с соляных болот, киргизы с непроницаемо-мрачными лицами. Они только щелкают языком, ответов никаких не дают, знай себе охаживают лошадей…

Когда белые убедились, что не могут продвинуться дальше, когда пошли слухи о пожаре и беженцы напирали уже целыми деревнями селами, тогда сквозь ужасные скопища людей и животных были посланы конные лазутчики, вооруженные и хорошо защищенные. Но еще прежде, чем вернулся неистребленный остаток этих посланцев, барьер в воздухе удалось взорвать. Зависнув в небе над Волгой, обозревая окутанные дымкой киргизские степи, Самару Пермь, авиаторы увидели кишащую людьми и животными равнину.

За спинами же людей и животных — огромный, где-то далеко на севере и на юге загибающийся дымно-огненный вал, который, пребывая в зримом движении, медленно и почти без пауз пульсируя, сопровождает беженцев.

Огонь и дым, заволакивая горизонт, не оставляют никаких просветов: катящаяся стена.

Авиаторы, насколько смогли, приблизились к пожару, хотя и опасались вражеских смертоносных лучей. Последнее, что они видели: как пламя взмывает с земли вместе с самой землей, как выбрызгивается из почвы, как карабкается на холмы, бежит над равнинами горами. Не останавливаясь ни перед какой рекой.

Западные войска бросились назад, на летательных аппаратах автомобилях, — отступили от волжского рубежа. Окопались на линии от Херсона на юге до Валдайской возвышенности на севере. По дороге видели и миллионы людей, живущих на этой богатой хорошо орошенной возделанной хлеборобами равнине, и тех, кто бежал сюда, спасаясь от огненной стены. Отступающие пролетали над Могилевом Смоленском Черниговом Полтавой Киевом Екатеринославом; Орлом Курском Калугой Тулой Тверью Новгородом Тамбовом. Огонь надвигался на них с Востока, поднимался с Уральских гор: азиаты сознательно пожертвовали землями, простирающимися перед ними, рассчитывая, что пришельцы с Запада будут сметены волной беженцев и что огненная стена переместится в Европу — на Балканы, в Польшу, Прибалтику. Этого нельзя было допустить.

И как бежал огонь в направлении от Урала, точно так же через пять дней он побежал в обратную сторону: от Херсона (через Полтаву), от Могилева и Пскова — к Валдайской возвышенности.

На многометровой глубине солдаты пробивали штольни, одну за другой. Машины-блоки вбуривались, раздирали землю на части, по всему фронту от зеленого Ладожского озера до Мертвого моря. Словно гигантская борона вгрызалась, наклонив голову, в грунт. Там внизу блоки исторгали из себя взрывчатые вещества газы соли. Блоки над ними разрыхляли почву, перемешивали ее с газами солями, пропитывали жаром. Выброшенная вверх в результате громоподобного взрыва, земля дымилась кровоточила огнем; в воздухе, брызгая слюной, пожирала саму себя, возносясь к небесам в виде чадного дыма. Яркие снопы пламени, снопы-колонны, выскакивали из оголенной теперь земли, горели на немыслимой высоте за завесой из черных хлопьев — вспыхивали белым, зеленым. Языки пламени — близко один к другому, как зубья гигантской бороны — торчали над лугами пашнями, между деревнями проселочными дорогами, от Мертвого моря до Ладожского озера, от Херсона Полтавы до Могилева Пскова Валдая. Освещая, днем и ночью, все то же затянутое тучами небо, сотрясая его ударами, заставляя отзываться все новыми громами. Людей дома камни холмы животных деревья, всё без изъятья, — расшвыривая подхватывая подбрасывая вверх стряхивая обратно; речные долины — расчленяя, засыпая обломками. Оно — это странствующее чудище, с каждой минутой придвигающееся все ближе, отплевывающееся чадным дымом, осыпающееся черными хлопьями, наслаждающееся невыносимой жарой— заставляло трескаться ложа озер и рек. В трясинах разбрызгивало фонтаны искр; в болотистых местностях по его вине лопались подкинутые взрывной волной в воздух камышовые жабы, хитрые саламандры. Лягушки в камышах пригибались, почуяв дым, ползущий над поверхностью топи. Вокруг все трещало. Когда они отпрыгивали назад, их что-то поднимало с земли, вместе с налипшими на лапы комьями грязи, переворачивало, а затем… — ядовитая дымка, сухой огонь, зеленые зловонные кочки, о которые разбиваются их тела.