Эта сила не обходится без сопротивления. Разделение труда по полу само по себе создает базис для женской солидарности. Широко распространенное в общественном производстве отчуждение женщин от карьерных возможностей дает им опыт совместной работы и мало структурных оснований для конкуренции друг с другом. Практика ежедневных перемещений из пригорода в город делает женщин в дневное время основным населением спальных пригородов, и социологическое изучение новых пригородов, как, например, работа Лин Ричардс, показывает, насколько важны для них отношения друг с другом, как они их ищут и насколько тщательно поддерживают. Принимая участие в дискуссии по поводу экономического спада в Британии, Беатрикс Кэмпбелл заметила: разделение труда в сфере ухода за детьми означает, что молодые одинокие матери, находящиеся на социальном пособии, попадают в сообщество женщин разных поколений. Поскольку никто из них не тянет одеяло на себя, они обретают потенциал для самоопределения и сопротивления.

Власть

Конкретные случаи социального взаимодействия, включающие властные отношения, достаточно легко доступны для наблюдения. М-р Барретт, отец семейства викторианской эпохи, запрещает своей дочери выходить замуж; парламент возводит гомосексуальный контакт в ранг преступления; менеджер банка отказывает в займе незамужней женщине; группа молодых парней насилует знакомую девушку. Достаточно трудно рассмотреть за индивидуальными актами применения силы или угнетения структуру власти, совокупность социальных отношений, довольно распространенных и устойчивых. В то же время действия, подобные перечисленным выше, невозможно понять без такой структуры. Изнасилование, например, обычно представляемое в СМИ как индивидуальное отклонение, является формой межличностного насилия, глубоко связанной с неравным распределением власти и идеологией мужского превосходства. Это далеко не отклонение от существующего социального порядка, а в значительной степени – средство его укрепления.

Эта связь насилия с идеологией указывает на многоликий характер социальной власти. Один из ее необходимых компонентов – сила. Не случайно средства организованного насилия – оружие и знание военной техники – почти полностью находятся в руках мужчин, как мы видели в Главе 1. Но «голая сила» встречается редко. Гораздо чаще насилие представляет собой часть комплекса, включающего в себя также институты и способы их организации. Власть может выражаться в соотношении возможностей или неравенстве ресурсов на рабочем месте, в домохозяйстве или более крупном институте. Вообще говоря, корпорациями, правительственными департаментами и университетами управляют мужчины, которые организуют дела так, что женщинам исключительно трудно достичь высоких должностей. Организационный контроль не более обнажен, чем обычно обнажена любая сила. И то и другое скрыто и зависит от соответствующих идеологий. Возможность навязывать определение ситуации, задавать условия, в которых будут интерпретироваться события и обсуждаться проблемы, формулироваться идеи и определяться мораль, короче говоря, возможность утверждать гегемонию – также существенная часть социальной власти. Значительная часть критики, исходящей из феминистских работ и освободительного движения геев, посвящена борьбе за культурную власть, например борьбе против культурного определения женщин как слабых или гомосексуалов как душевнобольных.

То, что эти властные отношения функционируют как социальная структура, как модель регуляции социальной практики, в каком-то смысле слишком очевидно. Структурное ограничение практик касается даже вопросов элементарного выживания. Хелен Веар (Ware) в работе «Женщины, демография и развитие» («Women, Demography and Development») отмечает, что в богатых странах, где доступ к основным продуктам питания не представляет проблему, женщины живут дольше мужчин; в беднейших же странах женщины умирают раньше мужчин. Таким образом, оказывается: в тех случаях, когда на карту поставлена сама жизнь, против женщин применяются такие формы дискриминации, как ограничение еды и медицинского обслуживания. Различия в детской смертности, включая инфантицид девочек, – другой пример из этого же ряда.

Менее очевидно, но так же важно, что такая практика ограничивает и поведение тех, кто обладает властью. Мужчины занимают властную позицию в гендерных отношениях, но в такой специфической форме, что она накладывает ограничения на них самих. Например, при патриархатном порядке большое значение придается моногамному браку, который создает серьезное напряжение между мужчинами в случае адюльтера: структура, определяющая женщин как вид имущества, обязывает их мстить за хищение. Поддержка гегемонного определения маскулинности часто является вопросом огромной важности, и гомосексуалы сплошь и рядом вызывают враждебное отношение именно потому, что подрывают это определение.

Так же как и в случае труда, структура власти является не только условием, но и объектом воздействия практики. Многие подходы, описывающие патриархат, представляют его как простую, упорядоченную структуру вроде пригородного военного мемориала. Однако за его фасадом можно найти большой беспорядок и множество аномалий. Навязывание порядка требует мобилизации ресурсов и затрачивания энергии. То, что Донзело называет семейной политикой, как раз и является частью такой деятельности. Исследования государства благосостояния, подобные исследованию австралийской системы налогообложения и выплаты пособий, проведенному Шейлой Шейвер, показывают, что аппарат социальной политики предполагает зависимость женщин от мужчин и даже усиливает ее.

Навязывание порядка в культуре или посредством культуры является существенной частью этого проекта. Отмечают, например, тот энтузиазм, с которым члены католической иерархии – все они мужчины – настаивают на идеалах чистоты, кротости и послушания женщин. Эффективность этой политики была продемонстрирована в Ирландии, где церкви удалось выиграть референдум о разрешении/запрещении разводов. В остальных частях капиталистического мира священники уже не играют такой роли, как идеологи в области сексуальности и особенно журналисты. Хотя «достойные» газеты, вроде британской «Гардиан», занимают либеральную позицию в гендерной политике, большинство журналистов массовых изданий остаются неизменными сексистами и гомофобами. Те люди, которые на практике реализуют эту культурную и материальную «политику», не обязательно получают от нее наибольшую личную выгоду. Скорее они участвуют в коллективном проекте, поддерживающем власть мужчин и подчинение женщин.

Если определять власть как легитимное проявление силы, мы можем сказать, что центральную ось силовой структуры гендера составляет генеральная связь власти с маскулинностью. Но это положение осложняется и становится противоречивым из-за наличия второй оси, определяемой через лишение некоторых групп мужчин власти. Если же охарактеризовать это осложнение на более общем уровне, то можно констатировать, что имеет место выстраивание иерархий власти и централизация внутри основных гендерных категорий.

Власть мужчин не распространяется равномерно по всем участкам социальной жизни. При одних обстоятельствах властью обладают женщины, при других – власть мужчин рассеивается, ослабляется или оспаривается. В исследованиях американских феминисток, таких как Кэролл Смит-Розенберг, прослеживается история контролировавшихся женщинами институтов и практик, в том числе образования для девочек, дружеских социальных сетей и нерыночного производства. Можно применить и обратную логику, тогда мы сможем идентифицировать комплекс институтов и сетей, где относительно сконцентрированы сила мужчин и власть маскулинности. Это будет «ядром» властной структуры гендера по сравнению с более рассеянными или оспариваемыми паттернами власти на периферии.