Горячая кожа опалила ладони. Виктор рыкнул, притягивая меня за плечи на себя. Теперь я возвышалась над ним.

Он выпустил из плена губы и немигающим взглядом смотрел на меня. Зеленые глаза хищника.

— Теперь не злишься? — хриплый голос вызвал во мне волну жара, скрутившуюся узлом внизу живота.

— Нет, — протянула в ответ, по-прежнему блуждая руками по раскаленной коже пресса мужчины.

Одно неловкое движение, и я коснулась рукой напряженной плоти, оттягивающей серые штаны. Виктор зарычал, хватая меня за руку и отводя ее прочь.

Я уставилась на мужчину немного испуганно.

— Больно? — зачем-то спросила я, но вместо ответа получила рывок и переворот.

Я оказалась подмятой мужчиной, с разведенными ногами, которые все еще прикрывал халат. Виктор не обращал внимания на позу, он был сосредоточен на моем лице.

— Мара, я на грани. И если ты меня сейчас не оттолкнешь, я возьму тебя прямо здесь.

Он тяжело дышал, боролся с собой.

Я оттолкнула, немного упершись в его грудь. Он все понял и отступил.

— Прости, — прошептал, отсаживаясь на диване в противоположный от меня конец.

Запустил руки в волосы, спрятал лицо. Я же с пылающими щеками, поправляла халат, теребя в итоге пояс.

— Вам не нужно извиняться, — напряжено ответила. — Я не против того, что могло бы сейчас произойти. Но слишком рано. Для меня рано.

Виктор опустил руки и уставился на меня. Почти не дышал.

— Не знаю как сказать, — тихо пробормотала, натянув на голые ноги халат.

Замялась, не могла найти слов. Виктор испытующе смотрел на меня.

— Так и скажи, — прошептал он, сжимая ладони в кулаки.

— Я не спала с мужчинами, — выпалила и залилась краской.

Щеки безумно пылали, я боялась посмотреть на Виктора. Он сидел не подвижно.

— Я не понимаю, — вновь мужской шепот, немного раздраженный и скрипучий.

Хлопнула руками и повернулась к нему.

— Я девственница, — громко произнесла, чтобы он наконец расслышал.

— Тебе двадцать четыре, — словно некий аргумент произнес Виктор.

Я рассмеялась.

— По современным меркам да, я засиделась в девицах, — сквозь смех произнесла. — Все мои знакомые еще в школе или колледже потеряли невинность. Только мне как-то не везло.

Нет, дело было не в везение. Я боялась того, что скрывал под одеждой. Но пусть я все еще стеснялась Виктора, но было не страшно показать себя там, под одеждой. Может он тот самый?

Мужчина поднялся, и на миг я подумала, что он выйдет вон из комнаты, бросив меня наедине с собственными откровениями. Но он подошел ко мне, встал совсем рядом и опустился на колени. Накрыв дрожавшие от волнения руки своими ладонями, он взглянул на меня.

— Я должен извиниться, что был чересчур напористым, — хриплым голосом заговорил Виктор.

Покачав головой, я пыталась убедить мужчину, что он не прав. Но Никольский отказывался слушать меня. Прижав к губам мои ладони по очереди, он опустил голову на колени и покорно оставался в этой позе, пока я неуверенно гладила его по голове. Мне нравилось ощущать его мягкие короткие волосы между пальцев.

— Мара, — тихий шепот привлек мое внимание.

— Да? — отозвалась в ответ.

— Останься со мной, — произнес Виктор, поднимая голову.

Я не успела ответить, как он выпрямился, нагнулся и подхватил меня на руки.

Уверенным шагом, совершенно не чувствуя веса, он донес меня до спальни, которую освещал уличный свет фонарей.

Полутени играли на стенах, когда меня бережно опустили на кровать, немного смятую, с ворохом подушек и вязаным пледом. Даже удивительно. Как-то по-домашнему. По-настоящему.

Виктор опустился рядом.

— Ты обещала, что я буду крепко спать, — заговорил он, прикасаясь к моей пылающей от смущения щеки. — Я же обещаю, что не буду приставать к тебе, напирать или требовать. Пока сама не захочешь этого.

В ответ на его слова я согласно кивнула. Он позволил мне выбрать момент.

— Но, — вдруг продолжил Виктор, — я не обещаю, что не буду к тебе прикасаться, целовать тебя и пытаться соблазнить.

Я смогла разглядеть его хитрую улыбку, прищуренные глаза. Он дразнил меня, вынуждая во второй раз согласиться.

— Тогда пора спать, — попробовала отползти немного подальше, но была притянута вновь.

Виктор стянул с себя футболку, но когда потянулся к штанам, резко остановился.

— Пожалуй, лягу так, — и с этими словами занял место рядом со мной.

Я же покрутилась в огромном халате, тяжело вздохнула и отыскала брошенную совсем рядом на кровати футболку.

— Отвернись, — потребовала от мужчины, но не была уверена, послушается ли он меня.

Рассмеявшись, Виктор все же подчинился.

Скинув халат, я на голое тело натянула еще теплую черную футболку, ощутив еле уловимый мужской аромат. Вернувшись в постель, была схвачена в плен крепких рук и прижата к обнаженному торсу.

— Спокойной ночи, Мара, — прошептал Виктор, целуя меня в щеку.

— Сладких снов, — ответила я, накрывая его губы.

Он замер, позволил мне вести в ласке и с недовольным ворчанием выпустил, когда я закончила с поцелуем и легла рядом.

Утром я сбежала. Да, как воришка, только проснувшись и убедившись, что хозяин постели крепко спит, тихо выбралась наружу, собрала свои вещи, быстро натягивая трусики и джинсы. Возиться с лифчиком не стала, затолкав его в карман, благо я нацепила на себя прошлым днем спортивный тонкий лиф, а не кружевное с пуш-апом изделие. Накинула поверх футболки рубашку, закатала рукава. В другой карман закинула испорченный телефон и бесшумно покинула квартиру.

По пути домой заехала в первый попавшийся магазин, купила самый простой смартфон, и смогла выдохнуть, когда убедилась, что сим-карта не пострадала. Все полезные контакты хранила на ней, а приложения восстановить проще простого. Фотографий на старом телефоне почти не было. Я и не любила это дело, только изредка делала снимки Васи. Увесистая папка хранилась у Тани на ноутбуке, она вела фотоохоту за кошкой, делая десятки снимков того, как та просто спит или умывается.

Переступив порог квартиры и, убедившись, что замок закрыт, я выдохнула. И рассмеялась. Я сбежала от Виктора. Уверена, когда он проснется, будет злиться. Но это была моя маленькая месть за то, что он сотворил накануне, отправив меня купаться в одежде.

Была еще одна причина, по которой я решила не задерживаться. Я опасалась показывать ему шрамы, все еще стесняясь своего тела. А в лучах утреннего солнца он мог разглядеть то безобразие, что творилось на моей ноге.