войны начал писать романы в стиле «социалистического реализма». Если в начале ХХ века на всю Россию приходилось человек двадцать профессиональных писателей и поэтов, то в конце 50-х годов Союз Советских Писателей насчитывал 18 тысяч членов-литераторов на государственной зарплате, которые соревновались в верности партии и правительству. Одновременно они бурно делили между собой льготные путёвки в дома отдыха и санатории, гонорары, квартиры, дачи, шубы и меховые шапки (читайте Войновича), выделявшиеся им литературным начальством в зависимости от установленного начальством ранга писателя в общем списке. Отделения Союза Советских Писателей с меньшими госзарплатами и льготами были во всех Союзных Республиках и в больших городах. Эренбург старался быть подальше ото всей этой возни. Кроме того, он оставался беспартийным, но декларировал свою полную лояльность советской власти и «линии партии». Одновременно он лукаво декларировал свою нейтральность по всем религиозным и национальным вопросам.

Эренбург сам о себе многое рассказал в своей последней книге «Люди, Годы, Жизнь». Он никогда не был религиозен и не был активным сторонником Израиля. В юности он примкнул к социалистам, но не вступил в ряды большевиков, никогда не участвовал в политических дебатах и обсуждении «основ марксизма-ленинизма и политики партии», не стремился делать политическую карьеру или руководить другими писателями и поэтами. Эренбург не участвовал в кровавых играх ЧК-ГБ, а когда был за границей и во время жизни в Москве не писал доносов, как это практиковали многие советские писатели и работники тогдашней «культуры». Вместо этого

Эренбург активно занимался адвокатством по отношению к простым советским евреям, а также молодым еврейским писателям и поэтам.

Особенно остро еврейское самосознание пробудилось у Эренбурга в начале войны с Германией, когда он узнал о проводившемся фашистами геноциде еврейского народа. Тогда же он начал действовать на основе понимания извращённого мышления советских людей и их любимого царя. Он находил правильным и естественным выступать адвокатом советских евреев, как в открытую, так и пользуясь доступными ему особыми каналами засекреченной большевистской системы управления.

Особо надо отметить, что в то страшное время в страшной стране СССР, где доносительство, предательство близких и дальних родственников и тем более соседей и коллег по работе стало нормой и поощрялось властью, Эренбург никого не предал и ни на кого не донёс. Уже это было подвигом – оставаться порядочным человеком.

Во время гражданской войны в Испании было два действительно выдающихся пишущих по-русски журналиста, оба еврея, один, писавший под псевдонимом «Михаил Кольцов» и второй, давно отказавшийся от псевдонимов, Илья Эренбург. Затем Кольцов добровольно взял на себя сомнительную обязанность быть главным льстецом советского царя. Он не уставал восхвалять его в такой степени, что зародил подозрения Сталина, «а не издевается ли он?». Поэтому Кольцов был расстрелян. Эренбург же излишне «не высовывался».

Картина 2. Личный враг Геббельса и Гитлера

В 1974 году мне удалось увидеть подшивку (коллекцию) газеты «Правда» за январь – октябрь 1941 года. (Вплоть до середины 90-х годов подшивка и все отдельные номера газеты «Правда» за 1941 год были засекречены и навсегда изъяты из всех публичных библиотек СССР, включая центральную Ленинскую библиотеку в Москве). Эту подшивку газеты я случайно нашёл в заброшенной библиотеке закрытого ещё в 1936 году цементного завода в Ленинграде, административное здание которого использовалось как гостиница для приезжавших в Ленинград специалистов в области строительных материалов. На газетах этой подшивки стояли штампы с номером воинской части, которая, по-видимому, разместилась в начале войны в заводских зданиях. Начиная с 22-го июня, то есть с начала войны, во всех номерах газеты не было никакой информации о том, где находится фронт и что творится на войне. Только рассказы о боевом духе солдат и рабочих-ополченцах, портреты Сталина в каждом номере и статьи о вероломстве фашистов. Иногда фото сбитого немецкого самолёта. И вдруг в конце сентября появляется фотография и заметка о женщинах-работницах, роющих противотанковые рвы и окопы уже под Москвой, чтобы не пустить немцев в Москву.

Официально в СССР всегда провозглашались идеи социалистического интернационала и дружбы народов. Поэтому вся советская пропаганда 1941 года сначала шла в поддержку Германии и против Англии. Затем, вплоть до того времени, когда немцы уже почти дошли до Москвы, советская пропаганда впала в прострацию и повторяла большевистские лозунги времён Первой мировой войны о том, что надо брататься с немецкими рабочими и крестьянами, что войну организовала фашистская буржуазия и что очень скоро немецкие рабочие и солдаты поймут в чём дело и обернут своё оружие против этих проклятых буржуев. И что война эта всего только на пару недель или месяцев, «враг будет разбит и победа будет за нами».

О том, что немцы убивают всех евреев, в газете «Правда» и других газетах и по радио нигде не упоминалось. Также не упоминалось, что гитлеровская пропаганда утверждала, что немцы не воюют с русскими, а воюют против большевиков, комиссаров и евреев. Но на самом деле немцы воевали с русскими солдатами и убивали во время военных действий и на захваченных территориях много женщин, стариков и детей. Об этих убийствах и зверствах оккупантов советские газеты поначалу ничего не сообщали, поскольку совсем недавно с Германией был заключён договор о дружбе, и все немцы стали лучшими друзьями советских людей. Советские журналисты были запуганы сталинским террором и поэтому ждали партийных указаний, что и как писать «про войну», а партийные вожди были заняты самой войной и эвакуацией на Восток всей промышленности Европейской части СССР.

Беспартийный Эренбург, который уже трижды удачно писал письма самому Сталину, проявил инициативу, заменив голословную антифашистскую пропаганду на простой патриотический и националистический призыв «убей немца». Эренбург действительно считал, что надо убивать немцев до тех пор, пока они не уйдут с захваченных земель и не прекратят убийства евреев. Только лозунг «убей немца» мог всех нас спасти – либо мы, либо они. Лично Сталин разрешил напечатать первую статью Эренбурга с таким заголовком.

После того как Эренбург написал в своём репортаже «Убей немца», направление советской пропаганды радикально изменилось, и сопротивление немцам сильно возросло. Во время его беседы со мной мне показалось, что Эренбург хотел сказать (но постеснялся), что он и тогда во время войны выполнял особую еврейскую миссию.

Во время войны Эренбург в полной мере проявил свой журналистский талант. Все военные годы почти ежедневно фронтовые газеты публиковали антифашистские статьи Эренбурга. Он гордился тем, что куски газет с его статьями солдаты передавали друг другу для чтения, а не использовали для табачных самокруток, как другие части тех же газет. Более того, именно статьи Эренбурга