– Вот это денек! – воскликнул Уиллис, подойдя к ней.

Брисеида ответила слабым кивком.

– Остальные хотят пойти потренироваться после ужина, но я не вижу в этом смысла, если так устали, – добавил он, видя, как расширились ее глаза. – Я имею в виду, что они уже клюют носом!

Он тихо засмеялся, и Брисеида впервые заметила крошечные ямочки на его щеках. Они делали его симпатичнее.

– Нет, – сказал Уиллис, – я думал прогуляться по коридорам, осмотреться… Что думаешь? Нам нужно расслабиться, не так ли?

– Тебе нужно немного расслабиться, – настаивал Уиллис, как будто вынужденно оправдывался, ведя Брисеиду после ужина в незнакомый двор.

– Я все равно не смогла бы больше ни минуты находиться с Бенджи, – улыбнулась Брисеида.

Он с восторгом улыбнулся ей в ответ.

– Рауль рассказал мне о картинной галерее, которая находится четырьмя этажами выше и на которую стоит взглянуть. Пойдем туда?

– Лишь бы мы не потерялись…

– Никакого риска нет, галерея находится не очень далеко, и у меня развито чувство направления. На поиски общежития уйдет не более трех-четырех дней… Нам туда. После вас, мадемуазель.

Они медленно шли к картинной галерее, любуясь по пути панорамой нижнего города. Сумерки окрасили небо и равнину мягким розовым свечением. С момента своего прибытия в Цитадель целую неделю Брисеида была постоянно окружена людьми. Она оставалась одна лишь минимальное количество времени, которое требовал ее статус единственной девушки во всей Юго-Западной Европе. Было что-то магическое в тишине этой прогулки. Когда Уиллис не брал на себя роль посла или учителя, он был очень привлекательным. Время от времени он пытался немного пошутить, пусть неловко, но трогательно. Он не сводил с нее глаз, но его взгляд не был похож на взгляд Бенджи: он был приятным, хотя и немного тревожным, а она интересовалось всем, чтобы хоть немного справиться со смущением. Человек, ведущий лошадь под мостом, по которому ребята ходили, индуистские статуэтки на азиатской крыше, цветок, растущий вопреки всему на полпути к башне из кирпича охра… Наконец они добрались до галереи, в которой пахло пылью, как будто здесь годами не ступала человеческая нога. Сказочные пейзажи картин открывали великолепные панорамы гор, каньонов, долин, водопадов и фантастические приключения таких же фантастических существ, которые уже встречались прежде: феи, гномы, единороги, дьяволята…

– Глянь-ка сюда, – сказал Уиллис, указывая на маленького парня с козьими ножками, который наблюдал за ними с хитрой улыбкой. – Как думаешь, что он хочет нам сказать?

Брисеида осмотрела картину еще внимательнее.

– Он знает тайну Цитадели, он смеется, потому что считает, что всегда можно сбежать, чтобы разобраться с ней.

Уиллис стоял перед картиной, с вызовом глядя на химеру.

– Ты так думаешь? Может быть, потому что мы недостаточно умны? Ну, поживем – увидим… Нет! Ничего не говори, посмотрим, кто будет смеяться последним! – воскликнул он, тыча пальцем.

– Забей, он – упрямец, мы его не переубедим.

Брисеида подошла к следующей картине. На крылатом коне сидел человек, его лицо было измученным. Под ним, на земле, женщина в лохмотьях подняла руки к небу, отчаявшись, что ей не удается дотянуться до него.

– Не люблю истории любви, которые плохо заканчиваются, – прокомментировала Брисеида.

– Может быть, они не были влюблены, – пожал плечами Уиллис. – Может, она злится, потому что он украл ее лошадь.

– И, может быть, ты не умеешь интерпретировать картины.

– Вовсе нет! Смотри на эту, я вижу, что здесь нарисован монстр.

Он небрежно положил руку на плечи Брисеиды и подвел ее к следующей картине. На полотне был изображен человек, который взбирался на холм и нес на спине гнома, чье лицо было уродливым.

– Он действительно ужасен, – согласилась Брисеида. – Но это не интерпретация, а факт.

– Человек несет на своей спине одного из демонов. Когда-то он был херувимом, но пал, как и сам сатана. Человек поднимается на гору, потому что пообещал ангелу вернуть его на небо.

Брисеида приблизилась к картине, чтобы лучше разглядеть детали. На спине гнома росли маленькие белые крылья, как у херувима.

– Неплохо, – признала она. – Бедный парень, он еще не умер, а ему уже придется отправиться на небеса… Смотри на него, он уже раскраснелся и запыхался.

– Не волнуйся, наверху его ждет кубок вина и вкусный хлеб.

– О боже мой! Уиллис! Посмотри на этого человека, на его лице читается не усталость, а боль! Это… это…

Она с трудом сдерживалась, не решаясь признаться самой себе в своем открытии.

– Это?

– Красное пятно на его щеке! Он не просто запыхался, у него на коже появилось пятно, идентичное тому, что было у меня на шее! Помнишь, я говорила тебе об этом?

– Ты в этом уверена?

– Конечно! Пятно в точности такое же, какое было у меня! Как солнечный ожог, только темнее. И аллергическая реакция высасывает всю твою энергию, ты чувствуешь, как что-то изнутри поглощает тебя…

– Это пятно, – сказал Уиллис, который подошел осмотреть полотно.

– Да, это так! Об этом я и говорю! – воскликнула Брисеида.

– Нет, я имею в виду грязь, въевшуюся в холст. Пятно не было нарисовано.

Брисеида на мгновение затихла, а затем начала еще раз изучать пятно.

– Честно говоря, Брисеида, я уже говорил тебе, что не думаю, будто твоя история с пятном имеет какое-то отношение к Цитадели.

– Но, но… – начала заикаться Брисеида.

Сходство было настолько поразительным, что это точно не было простым совпадением! Однако, когда она уткнулась в картину носом, ей пришлось признать, что это не краска.

– Пойдем, – сказал Уиллис, беря ее за руку. – Уже поздно, скоро стемнеет. Нам лучше вернуться.

Но у Брисеиды уже не было настроения поддаваться на его обольщения. Она отняла руку, ускоряя шаг, чтобы идти впереди. Возможно, она ошибалась, но та легкость, с которой Уиллис отмахнулся от ее сомнений, раздражала ее. Он не воспринимал ее всерьез, она это видела… Мысль о том, что кто-то может счесть ее до ужаса наивной, приводила в отчаяние.

Девушка оставила его одного в общежитии и направилась к фонтану в большом саду, чтобы умыть лицо. Холодная вода немного успокоила ее. Когда она подняла глаза, то увидела Кристофа, который сидел в глубине сада, с серьезным лицом склонившись над какими-то расчетами посреди моря бумажных листочков. Она незаметно подошла. Его занимала не сетка судоку: те несколько листов, которые он еще не успел смять в шарики, были исписаны сложными математическими формулами.