Он уже издалека заметил Маэ, которая шла сейчас осторожными маленькими шажками, кутаясь в пуховик.

– Вон наша начальница! – возвестил Кристоф.

– Что, скользко? – весело крикнул ей Жан-Мари. – Иди посмотри, рыбалка была отличная.

Он уже говорил ей об этом по рации, но ему хотелось показать пирамиды ящиков с рыбой.

– Ты прямо морской царь, – сказала ему Маэ с сияющей улыбкой.

Боже, какая она была хорошенькая с румяными от мороза щеками и покрасневшим кончиком носа. Однако он почувствовал разочарование, не увидев рядом с ней Армель.

Она, наверное, была еще в банке, и они все равно договорились завтра увидеться. Жан-Мари пригласил ее к себе, и ему нужно было приготовить оригинальный ужин и прибрать в доме. Позвав ее в гости, он думал, что просто отдает дань вежливости, однако на обратном пути несколько раз возвращался к мыслям о ней. Армель оказалась восхитительной девушкой, несмотря на то что выглядела самоуверенной кокеткой. Она любила смеяться, есть, заниматься любовью, с ней всякое занятие становилось весельем, и Жан-Мари радовался при мысли, что проведет с ней новый вечер. До того времени ему необходимо было отдохнуть, потому что сейчас он едва стоял на ногах. К счастью, приближались праздники, и январь обещал быть не таким тяжелым, как в прежние годы. Направляясь к портовому рынку, он подумал, что Армель, наверное, обрадуется маленькому подарку на Рождество. Но он даже смутно не представлял, что можно ей подарить. Спросить Маэ? Об этом не могло быть и речи. Признаться, что у него появился интерес к Армель – у него бы язык не повернулся. Ладно, он справится с этим сам. А заодно купит что-нибудь для Маэ.

* * *

– Ты опять уходишь? – возмутился Эрван, видя, что дочь поставила на стол только один прибор.

– Я предупредила тебя днем, папа. И пожалуйста, ложись спать и не жди меня, я приду поздно, а может, и совсем не приду.

– Ах, вот как? У тебя есть… жених?

– Я бы так не сказала. Просто любовник.

– Маэ!

– Ты не забыл, что мне тридцать лет?

– И что? Надо оставаться серьезной девушкой, а не спать с кем ни попадя.

Маэ вздохнула и решила не продолжать дискуссию. Ее отец прекрасно знал, что у нее бывали короткие романы, и это его совершенно не шокировало, но он ненавидел оставаться один и нашел способ демонстрировать свое недовольство.

– В духовке все останется горячим, ты поешь, когда захочешь. А мне надо переодеться.

– Ты и так хороша, – хмыкнул он. – К тому же в такой мороз лучше остаться в этом свитере с воротником.

– Я не собираюсь провести вечер у моря! – возразила Маэ.

Она поднялась в свою комнату и открыла шкаф. В доме у Алана было тепло только рядом с камином, но в остальном это было царство сквозняков. Она выбрала серо-голубой кашемировый свитер с треугольным вырезом, который надевала по особым случаям. Потом сменила джинсы на облегающие черные бархатные брюки, а грубые ботинки – на более изящные ботильоны на каблуках. Повязав на шею переливчатый шелковый шарф, она порылась в шкатулке с украшениями и остановилась на единственной паре серег, унаследованных от матери. Затем она строго осмотрела себя в зеркале, размышляя, к чему бы придралась в ее наряде Армель. Напоследок Маэ прошлась тушью по ресницам и нанесла по капле туалетной воды на внутреннюю сторону запястий.

Спустившись, она увидела, что Эрван нехотя ковыряет киш[11].

– Ты его пересушила, – пожаловался он. – И тебя на улице ждет веселая, как катафалк, машина.

– Откуда ты знаешь, что она ждет меня?

– Потому что она остановилась прямо перед нашими воротами.

Эрван, конечно, наблюдал за улицей из окна, пока Маэ одевалась.

– Ладно, я ухожу. Не забудь про свой любимый сериал на Первом канале.

Она наклонилась, чтобы поцеловать отца, и увидела залоснившийся воротник его фланелевой рубашки. Она не заботилась о нем с тех пор, как он вернулся из больницы, и ей нужно было поговорить с ним на эту тему. Мысль о том, что она должна еще больше окружить его вниманием, ужасала ее. Она не была ему ни женой, ни сиделкой и не хотела брать на себя эти роли, желая остаться его дочерью, и так, чтобы он не зависел от нее на каждом шагу.

Тротуары блестели ото льда, улица была пустынна. Маэ нырнула в машину Алана, в которой продолжал работать двигатель.

– Ты без пальто? – удивился он.

Она почувствовала себя так глупо, что покраснела.

– Сейчас, – пробормотала она и открыла дверцу. Но перед воротами уже стоял отец, держа в руках ее пальто. Он подошел, чтобы поздороваться с Аланом – вернее, чтобы рассмотреть его.

– Добрый вечер! – произнес он не слишком любезным тоном.

Алан ответил ему вежливой улыбкой, и машина мягко тронулась.

– Кажется, папа за тобой следит!

– Ой, ради бога… выходя, я думала совершенно о другом. Он стареет, и меня это беспокоит.

Она не знала, как объяснить свою забывчивость, из-за которой выглядела школьницей, спешащей на первое свидание.

– Пристегни ремень, а то включится сирена. Эта машина напичкана всякими гаджетами, я еще не во всех разобрался.

Она молча повиновалась, держа пальто на коленях.

– Я тоже бываю рассеянным, ничего страшного.

Поскольку она по-прежнему молчала, он любезно добавил:

– Твой отец, похоже, очень переживает за тебя, прости, что я подшучивал над ним. И все-таки я скажу напоследок: должно быть, он решил, что я слишком стар, чтобы встречаться с его дочерью, наверняка он тебе это выскажет.

– А ты и правда старый? – пошутила Маэ.

– Мои права лежат в ящике для перчаток, можешь посмотреть дату рождения.

Ловя его на слове, она достала удостоверение и, увидев фотографию, рассмеялась.

– Я знаю, у меня дурацкий вид, но мне тогда было восемнадцать лет.

– Ты здесь почти наголо выбрит!

– Мне тогда не сиделось на месте. В первый год на медицинском факультете были сплошные приключения: горный поход с друзьями в Таиланд, регаты с гранвильцами[12] в Канкале… Когда я встретил Луизу, мою первую жену, то отказался от имиджа десантника.

– Ты по-прежнему любишь парусники?

– Нет, я был неважным моряком. Меня больше увлекала верховая езда, и эта любовь длилась все годы учебы. Для меня нет большего удовольствия, чем совершить прогулку на моей кобыле. А лес вокруг прекрасен в любое время года.

– Даже сейчас?