Я смотрю на него, разинув рот.

— Бхаджан, люди живут всю жизнь, боясь неизвестного. Того, с чем они не сталкивались. Ты побывала в тюрьме. Это прошло. И, — он подается вперед, глаза его сверкают в свете луны, — добро пожаловать в высшую лигу!

Глава 22

Вирджиния, 13 лет

Фрэнк!

Кьяра говорит, что я зануда и зубрила, но если Джорджу Бушу судимость за вождение в нетрезвом состоянии не мешает баллотироваться в президенты, я не понимаю, почему привод в полицию должен помешать мне в чем-то.

Судья не поверил ни одному слову из моей истории, и меня приговорили к социальным работам — уборке в местной школе — и групповым беседам с другими несовершеннолетними преступниками. Так что один из нас все-таки попал в нормальную школу, пусть и в роли уборщика и после окончания учебного дня.

Круто, что ты теперь работаешь вышибалой в ночном клубе и сам решаешь, кому туда можно, а кому нельзя. Как ты нашел эту работу?

Разумеется, я никому на свете об этом не расскажу.

Хотя я догадалась! Тебя поставили у двери, чтобы привлекать девчонок. Ха-ха! Уверена, что так и было. Мама рассказала, что в Нью-Йорке тебя позвали в большое модельное агентство и что твои фотки отправят дизайнерам одежды. Бросай работу в ночном клубе, быть моделью гораздо веселее!

Мама беспокоится, что я слишком серьезно ко всему отношусь, и придумала сделать так, чтобы команда, с которой я тренировалась в Израиле, приехала в Америку на соревнования, ну и в гости. Только мама могла такое выдумать, но это правда случится. Кьяра, твой злой рок, оказалась отличным организатором… Может, это обратная сторона ее властности? Короче, она поговорила со всякими богачами из еврейской общины, и они дали денег на поездку: на отели, еду и на экскурсии по округу Колумбия и Огайо.

Помнишь соревнования Бакай-Классик? Я напомню: это когда в прошлом году я так неслась к препятствию, что соскользнула с трамплина, треснулась о препятствие грудью и рухнула без чувств перед судьями, камерами и тысячами зрителей. Прекрати смеяться! Это было не смешно и ужас как больно!

Так что в этом году я снова поеду в Кливленд на те же самые соревнования. Это далеко, конечно, но, может, ты тоже заедешь?

Давай честно: мне не сравниться с олимпийской командой и с другими спортсменами тоже. Это один из наших семейных проектов, который поначалу казался прекрасной идеей, а потом превратился в жуткую выматывающую хрень.

На самом деле, я просто по тебе скучаю и надеюсь, что у тебя все хорошо. Ну а если захочешь почувствовать себя как дома, просто встань у дверей клуба и сам решай, кого пускать внутрь.

С любовью, Бхаджан

В день бат-мицвы, когда меня начинают считать женщиной, я вовсе не чувствую себя взрослой. Я все такая же, и в новом белом платье моя грудь остается плоской. Я стою в синагоге перед всей общиной, наклоняю голову и начинаю петь на иврите — это моя часть Торы.

Несколько скамей в центре оставлены для нашей семьи. Скамьи выглядят печальными и пустыми, там сидят только родители и Кьяра в официальной одежде. Я уже побывала на нескольких бар-мицвах и бат-мицвах, и на этих скамьях всегда сидели тетушки, дядюшки, шумные кузены, дедушки и бабушки, смахивающие слезы. Надо было нанять массовку в кастинговом агентстве.

После службы раввин, высокий жизнерадостный молодой мужчина, кладет руку папе на плечо.

— Как вы, наверное, счастливы! — Он улыбается. — Семья у вас небольшая, но вам есть чем гордиться.

Раввин переводит взгляд с Кьяры на меня, и мне хочется вмешаться и напомнить ему, что у меня еще и брат имеется, но резкий взгляд Кьяры меня останавливает. Родители разговаривают с кем-то из членов общины, и чувство неловкости, которое и без того всегда со мной, усиливается. Они сказали мне, что предлагали Фрэнку купить билет. Правда ли это? Или проще и безопаснее было про него забыть?

Я ничего не говорю и к моменту вечернего праздника успеваю убедить себя в том, что я драматизирую. Наверняка он просто занят. У него есть дела поважнее.

Мы, как и большинство семей, сняли огромный зал в отеле и пригласили всю общину. Моя бат-мицва не такая роскошная, как у некоторых. Мне нравится, что родители сдержались и не стали тратить кучу денег, но зато подумали обо мне. Они нашли чудесного молоденького фокусника, заказали мою любимую пиццу, а на всех воздушных шариках красуется мой силуэт — в самом красивом прыжке. Я смотрю, как плавают под потолком эти шарики, и думаю, какими разными бывают дни рождения. Разные страны, разные лица, и не меняется только одно: даже в Индии они посадили меня в машину посреди ночи — в конце июля, когда воздух так мягок, — и увезли на пустую равнину. «Золото», моя песня, была там как нельзя кстати. Она звучала из автомобильного плеера, и мы танцевали в мерцающем свете фар.

Теперь я снова слышу первые ноты знакомой мелодии, и мой отец, одетый в темный костюм и подстригший бороду, кладет руку мне на талию.

Спешка прошла…

Я верю, что ты найдешь время.

Помни, что мы сообщники.

Я не могу сдержать улыбки. Мы начинаем двигаться — он ведет. Я опускаю голову на его широкое плечо, и, несмотря на все, что случилось, на всю мою боль, мы снова оказываемся под звездным покрывалом, я обнимаю его липкими от бананов руками, и мы танцуем, как будто можем верить в завтрашний день.

Золото…

Верь в свою душу.

Ты непобедима.

Музыка тает, и я не хочу открывать глаза. Мы в бальном зале отеля — почти все, но одного не хватает.

Холодное пасмурное небо нависает над землей, но зрители на стадионе в Кливленде настолько наэлектризованы, что не замечают этого. Приятно снова оказаться рядом с израильской командой и увидеть их дружелюбные лица. Но я жалею, что они приехали: предпочитаю не смешивать разные периоды жизни. Видеть людей, которые были рядом несколько лет назад, видеть нашу семью их глазами — значит замечать, как все изменилось.

Я уже чувствую, что папино терпение скоро лопнет. Сегодня, сидя за рулем микроавтобуса, он наорал на тренера Захаву за то, что она перебила его и предложила другой маршрут. Он не привык столько времени проводить с людьми, которых учил не