Вместо этого я иду в паб «Кэти». Меня приветствуют, когда я вхожу, я ослабляю галстук, беру пинту пива в баре и направляюсь в заднюю комнату, чтобы поиграть в бильярд. В комнате нет окон и темно. Отличное место, чтобы блокировать все снаружи, чтобы скоротать время — так быстро, что не осознаешь, что оно проходит. Место, где можно забыть… и спрятаться.

Я играю несколько раундов с завсегдатаями. Затем гоняю шары сам, сосредоточившись на простом акте вбивания бильярдного шара в лузу. Это расслабляет, уравновешивает — что-то вроде моего варианта йоги. Немного позже, после того как я кладу восьмой шар в угловую лузу, я выпрямляюсь и потягиваю шею. Я возвращаюсь в бар еще за одной пинтой.

Но, когда я выхожу в соседнюю комнату, я вижу других посетителей и Кэтлин, держащую свою дочь на руках, собравшихся вокруг бара. Молчаливые и серьезные, все они сосредоточены на маленьком экране, висящем на стене в углу.

Кий в моей руке с грохотом падает на пол.

Мгновение я не могу пошевелиться, не могу думать — даже, мать твою, не могу дышать.

Из-за изображения на этом экране.

Изображение черного дыма, валящего из окон «Похотливого козла». Яркое пламя, лижущее ветер и взбирающееся по стенам. Охватывающее здание, пожирающее, стирающее его с лица земли. Как будто паба там вообще никогда не было.

— Бедный Макалистер, — шепчет кто-то. — Надеюсь, с ним все в порядке.

Моя душа будто превращается в пыль, словно я статуя из песка, рассыпающаяся на ветру. Потому что я знаю — чувствую каждой клеткой, — Элли там, внутри.

В мгновение ока я вылетаю за дверь. Бегу — мышцы на пределе, они горят, — я бегу быстрее, чем когда-либо в своей жизни. Как будто я спасаю свою жизнь… потому что так и есть.

Я размахиваю руками и заворачиваю за угол, мои ботинки шлепают по тротуару. Но мне кажется, что я двигаюсь сквозь плотную пелену. Сквозь желатин. Как в том кошмаре, который бывает у всех — я толкаюсь, наклоняюсь, напрягаюсь и тянусь, но не могу двигаться достаточно быстро.

Шевелись, быстрее, мать твою, быстрее!

Ее лицо вспыхивает у меня в голове. Она улыбается. Смеется. Ее танцующие глаза и порхающая походка.

Я обещал ей. Я поклялся, что буду оберегать ее. Буду ее стражем, ее стеной, чтобы она могла быть свободна. И я, черт возьми, не подведу ее.

Я чувствую запах дыма. Если я посмотрю вверх, то увижу серый туман и пепел в воздухе, но я не буду смотреть. Мой взгляд прикован к земле, одна нога перед другой. Я все ближе.

К ней.

Я иду. Я почти на месте.

Нет времени для печали или взаимных обвинений. Еще нет.

Я вижу это в своем воображении — как все будет. Как я доберусь до нее, найду ее, заключу в объятия, защищу от жара. Унесу подальше от пламени. Я буду рядом с ней.

Я спасу ее.

Потому что я такой, какой есть. Вот что я делаю. Это единственная причина, по которой я здесь.

И она принадлежит мне.

Элли — моя, чтобы держать и обнимать ее. Чтобы охранять и не отпускать. Навсегда.

Наконец я вижу перед собой «Козла». Мои глаза находят дверь, охваченную пламенем. Я толкаюсь, прыгаю и пробираюсь сквозь толпу перед пабом. Жар на моем лице, он обжигает кожу, воздух удушающий и раскаленный. Мои легкие сжимаются от едкого дыма, который пропитал все вокруг. Но мне все равно — она там, так что именно здесь я и должен быть.

Я выбираюсь из толпы людей и оказываюсь всего в нескольких шагах от двери… когда меня вдруг сбивают с ног, хватают сзади и валят на землю.

Мое сердце бешено ревет, хоть горло и не может этого сделать. Я толкаюсь и борюсь, готовый уничтожить все, что меня останавливает.

Но наваливается еще один груз, и еще один, придавливая меня.

Позже я узнаю, что это пожарные, они хватают меня, держат. Они кричат мне в ухо, но я их не слышу. Я вижу только дверь.

И тогда я начинаю кричать. Кричу так, что мои легкие разрываются.

Кричу ей. Кричу ее имя.

Но я не слышу собственного голоса.

Он заглушен, сметен адом и оглушительным звуком трескающегося дерева. Крыша «Похотливого козла» проваливается, посылая в воздух сноп темно-красных искр, как вулкан.

И все, что там внутри, поглощает пламя.

— Где ты был?

Оливия, герцогиня Фэрстоун, моя леди и даже больше, смотрит на меня сверху вниз с пепельным лицом, ее глаза похожи на два сапфира, оставленных под дождем, — твердые и влажные.

Я не знаю, хочет ли она, чтобы это прозвучало как обвинение, но я слышу это в ее голосе.

Где ты был? Почему тебя там не было? Что ты вообще делал, никчемный ублюдок?

Или, может быть… может быть, это просто мое собственное чувство вины, сжигающее меня заживо.

Я открываю рот, чтобы ответить, но слова застревают комом в горле. Я должен прокашляться, чтобы говорить.

— Она была с Томми. Я рано ушел.

Мы в парадной гостиной замка Гатри. Где мы собрались все вместе — я, Оливия, Николас, Генри и Сара, — чтобы дождаться новостей, пока пожарные проведут расследование, а Уинстон и его армия в темных костюмах найдут хоть какие-то зацепки. Эван Макалистер, владелец «Козла», в больнице, он надышался дыма. Томми этажом ниже, без сознания, с сотрясением мозга от упавшей на него балки. Их обоих вытащили из горящего здания; остальные посетители выбрались самостоятельно.

Кроме Элли.

— Почему? — спрашивает Оливия.

Я протираю глаза.

— Я не… — Держи себя в руках. Не смей, мать твою, прямо здесь разрыдаться. — Я не могу вспомнить…

Когда мне было семнадцать, я служил в армии и видел, как рядом со мной умирал парень. Снайперский выстрел попал ему прямо в сердце. Я помню, что видел дыру в его куртке, ткань была опалена по краям. Он не истекал кровью, не сразу. И сначала он не упал, он остался стоять.

Мертвый парень стоял и смотрел на рану у себя в груди. Ожидая, пока истечет кровью.

Вот кто я сейчас.

Боль есть — изысканная, интенсивная агония, подобной которой я никогда не испытывал. Но я не чувствую ее, как раньше. Мне кажется, она по другую сторону стены, и я ощущаю нарастающий прилив.

Я должен продержаться, еще немного.

Я не могу думать о ней. Не могу представлять ее лицо. Эти завораживающие голубые глаза — самые красивые из всех, которые я когда-либо видел. Звук ее голоса… ее смех. Одно неверное слово, одна мысль, и боль перехлестнет через стену. Это поставит меня на колени, и я не думаю… Не могу представить, что я когда-нибудь снова встану.

Принц Николас входит в комнату с напряженным выражением лица, в его позе сквозит нерешительность. Оливия тоже это видит.