— Я тут, черт возьми, схожу с ума, Томми. Мне нужно, чтобы ты проснулся, друг. — Я наклоняюсь вперед, упираясь локтями в колени. — Мне нужно, чтобы ты сказал мне, что знаешь, где она. Что ты высадил ее где-то… или она ушла с каким-то парнем — мне все равно. Если она в безопасности. Если с ней все в порядке.

На мои глаза будто что-то давит, затуманивая зрение. И мой голос срывается.

— Мне просто, господи, нужно, чтобы ты это сказал. Ты — единственная надежда, которая у меня осталась.

* * *

Сожаление — самое острое лезвие. Оно колет, отрезает кусочки моих внутренностей, когда я иду домой. Темно и идет дождь. Холодный, непрекращающийся ливень, который пропитывает насквозь одежду и от которого немеет кожа.

Но я не онемел.

Потому что моя стена рухнула. Рухнула огромными, неровными кусками. Я не борюсь с болью, когда она бросается на меня, окутывает меня. Сидя в машине на подъездной дорожке перед моим домом, я погружаюсь в нее, позволяя ей поглотить меня целиком, тысячи лезвий режут меня одновременно.

Когда я выхожу, дождь пропитывает меня насквозь. Я кладу руку на крышу машины, постанывая от горя. Агония.

Мне нравится твой галстук.

Она была здесь. Она была прекрасна, драгоценная и такая живая.

Однажды… Я тоже спасу тебя.

У меня были все эти годы, все те моменты, когда я знал — я знал, что я чувствую к ней, но я был слишком осторожен, чтобы что-то предпринять.

Ты мне нравишься, Логан.

Мужчинам не положено колебаться. Не таким, как я. И не насчет таких женщин, как она. Но она была не просто какой-то девчонкой. Она никогда не была такой. С самого начала.

Ты когда-нибудь думаешь обо мне?

Ее слова проносятся в моей голове, повторяясь шепотом, как насмешливая песня, когда я поднимаюсь по тропинке к крыльцу моего дома.

Это всегда был ты. Всегда.

Так много ошибок и упущенных шансов.

Ты тоже это чувствуешь?

И мне очень жаль. Боже, мне так жаль.

Я опускаюсь на колени, потому что мои ноги больше не держат меня. Моя спина сгибается, и я поднимаю лицо к небу, позволяя дождю смешаться с сожалением и печалью, льющимися из моих глаз.

Потому что я должен был сказать ей. Я должен был сказать ей эти слова. И я бы отдал все… Я бы умер за шанс вернуться и сказать ей их сейчас. Сказать ей правду.

Я тоже это чувствую, Элли. Я всегда это чувствовал.

Белый свет.

Это первое, что я вижу, когда открываю глаза. Я щурюсь, моргаю, привыкая к его яркости. Звук бегущей воды наполняет мои уши. Нет… дождя. Капли дождя по крышам. А где усы у котят?

Если я цитирую «Звуки музыки», то, должно быть, я действительно не в себе: слишком много стаканов жидкой храбрости в «Козле». Мне требуется минута, чтобы проснуться и понять, где я нахожусь. По чьей крыше стучит дождь и как, черт возьми, я сюда попала.

И тут я вспоминаю. Я прикрываю глаза рукой, чтобы защитить их от света на крыльце.

В доме Логана.

Я хотела увидеть его, поговорить с ним, и я знала, что не смогу этого сделать под пристальным взглядом Томми. Поэтому через несколько часов после того, как Логан мне привиделся, я выскользнула из окна уборной — и спасибо господу, что он сделал меня такой компактной, потому что там было чертовски тесно. Потом я проскочила по переулку, поймала такси и приехала сюда.

Но, конечно же — никакого Логана. И, как идиотка, я оставила свой телефон в баре, так что я даже не смогла ему позвонить. Качели на крыльце выглядели очень удобными, и теперь я на собственном опыте убедилась, что они офигенные.

Я сажусь, протираю глаза и приглаживаю волосы на случай, если у меня на голове бардак. А потом со стороны лестницы доносится шум. Это скулеж, похожий на звук, который издает раненое животное. Я медленно подхожу, и вижу его.

Логан, стоящий под дождем на коленях на дорожке, наклонился и прижался лбом к последней ступеньке, бормоча слова, которые я не могу разобрать. И я понимаю, что случилось что-то ужасное.

— Логан?

Он приподнимается, откидываясь на икры, его глаза широко раскрыты и такие дикие, каких я никогда у него не видела. Безумные. У него порез на щеке и черные полосы на одежде. Его рот открывается, затем закрывается. Он смотрит на меня, тяжело дыша.

— Ты… ты настоящая?

Он протягивает ко мне руку. И она дрожит.

Я спускаюсь по ступенькам под дождь.

— Конечно, я настоящая, Логан.

Я чувствую, как слезы подступают к глазам. Потому что он выглядит таким несчастным.

— С тобой все в порядке? Ты ранен? Что случилось?

Я опускаюсь на колени на мокрую дорожку, беру его руку и прижимаю к своей щеке. Как только он прикасается ко мне, он делает глубокий, хриплый вдох и дергает меня вперед. Прижимает меня к себе. Он заключает в свои объятия. Полностью. Крепко. Как будто пытается поглотить меня. Сжимает так сильно, что трудно дышать.

И дрожит не только его рука — он дрожит всем телом.

Поэтому я глажу его по спине и шепчу:

— Все хорошо — все хорошо, Логан. Я здесь. Шшш… Я с тобой.

Дрожь пробирает его насквозь.

— Тебя там не было, — стонет он мне в шею. — Тебя не нашли, и никто не знал… Я не мог найти тебя.

Он отстраняется, его лицо несчастное и злое одновременно. Он держит меня за руки, слегка встряхивая.

— Больше так не делай. Никогда!

— Хорошо, — шепчу я, поглаживая его лицо, чувствуя его мокрые от дождя щеки. — Я больше никогда этого не сделаю. Ты всегда сможешь найти меня — я обещаю.

— Всегда, — настаивает он, притягивая меня к себе, прижимая наши тела друг к другу.

— Да. Всегда.

Я едва успеваю произнести эти слова, как рот Логана оказывается на моем. Он накрывает меня, овладевает мной. Его руки скользят по моим волосам, отчаянно сжимают мою голову, удерживают меня неподвижно, когда он крепко прижимается губами к моим, пробуя их на вкус, грубо постанывая.

Это не нежный, радостный поцелуй — он настойчивый и требовательный. Неистовый. Что бы ни случилось, это сильно потрясло его, и я знаю, что в этот момент ему это нужно — просто чувствовать меня. Губы Логана двигаются к уголку моего рта, по моей щеке и моим закрытым глазам, оставляя резкие поцелуи на моем лбу. Он задерживается там, его губы дрожат на моей коже.

Дождь обрушивается на нас, утяжеляя одежду, капая с кончиков волос, стекая ручейками по рукам. Логан прижимается своим лбом к моему, но его глаза закрыты.