Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы опоздали… – пробормотал Алексей и, толкнув меня к склизкой стене, покрытой плесенью, ударил ногой в дверь.
То ли она не была закрыта, то ли двери служебных помещений здесь нормально не запирают, но открылась она с первого удара.
В первый момент, увидев кучу дерущегося народа, я испугалась, но потом вспомнила, что никто нас не видит, и облегченно выдохнула.
Алексей быстро проскользнул внутрь и начал наносить быстрые удары: люди падали у его ног без сознания, а я смотрела и любовалась, прикрывая Разинского от атак противника щитом, окрашенным в красный цвет.
Он так красив! Самый сильный и смелый мужчина. Самый добрый и честный. Но не мой. Из груди вырвался разочарованный вздох.
Ликвидировав нападавших, которые пытались подменить палача, Алексей, подойдя чуть ближе к охране, произнес:
– Идите и выполните свой долг!
Оставшаяся в живых пара стражников и сам палач, услышав голос из ниоткуда, заозирались, а Разинский резко добавил:
– Пора! Поторопитесь!
Вздрогнув, стражники вместе с палачом побежали прочь, а Алексей, взяв меня за локоть, быстро повел к выходу.
– А сейчас мы куда спешим? – удивилась я.
– Удостовериться, что казнь состоялась, – невозмутимо ответил Алексей, осматриваясь по сторонам.
Наконец он указал на странное сооружение из досок, выглядящее как помост, и подвел меня к нему. Вокруг сновали люди, среди которых было много храмовников в черных рясах с веревками вместо пояса. В груди что-то тревожно заныло.
– Мы же не собираемся?..
– Собираемся.
Подойдя к маленькой нише за помостом, Разинский, крепко обхватив мои плечи руками, прижал меня спиной к своей груди.
Я замерла от такого жеста. Ох! Так приятно! Хоть и неприлично…
Но в следующее мгновение я увидела, как вывели заключенного – вернее, заключенную, и все поняла. Это была Жанна д’Арк – девушка, которую правители этого мира использовали как знамя, а потом обманули и приговорили к сожжению. Вот за каким убийством мы должны были проследить, вот чему я поспособствовала… Фактически, это мы приговорили ее.
– Нет! – вскрикнула я и попыталась вырваться.
– Тише! – прошипел Алексей, прижав меня к себе что есть силы, так, что едва кости не треснули.
Но сейчас меня это не волновало: я слышала бормотание приближающейся девушки:
– Почему? Ведь я все подписала… Я все сделала, как они хотели… Кто отдал этот приказ?
– Évêque Pierre Cauchon![1]– крикнула я.
Жанна услышала и вздрогнула. По моей щеке скатилась слеза. Я знала, что произойдет дальше.
Алексей, сдавив меня еще сильнее, зажал мне рот ладонью. Я пыталась вырваться и убежать в толпу, но он не позволил. Поэтому мне пришлось молча наблюдать, как Жанну возвели на подготовленный костер.
Вот запылал огонь, и девушка крикнула:
– L’évêque, je meurs à cause de vous! Je vous appelle au jugement de Dieu![2]
Это те слова, которые я читала в исторических летописях и которые прозвучали благодаря мне. Боже! Если бы мне знать, если бы знать… Я никогда бы так не поступила.
– Прекратите! Она пешка. И ни вы, ни я не можем этого изменить. Если она не умрет сейчас, ее судьба будет намного страшнее, – прошептал мне на ухо Алексей и потащил меня, захлебывающуюся рыданиями, прочь.
И все равно я видела, как, разгораясь, костер поедает дерево, а языки пламени уже подбираются к ногам девушки. Она закричала, и ее вопль отдался болью в моей душе, а огонь полыхал все сильнее.
Замерев и подняв голову, Жанна молча смотрела вверх, словно призывая кого-то свыше, но сверху на нее сыпались лишь искры и пепел ее же погребального костра.
Когда человек горит на костре – это жуткое зрелище, и пока я не увидела воочию, не представляла, что это такое! Запах паленого мяса, крики беснующихся фанатиков. Толпа сходила с ума вместе со мной. Громкий плач стоял над площадью, и лишь меня душили беззвучные рыдания.
Как только Алексей оттащил меня подальше от толпы, я поняла, что нас обоих затягивает в водоворот времени.
Перед глазами все поплыло, и последним, что я услышала, было:
– Jesus![3]
Едва мои ноги коснулись паркета Цитадели, я узрела перед собой Корнейси. Увидев мое заплаканное лицо и меня саму в объятьях брата, он сначала опешил. Но потом, быстро нас осмотрев, приказал:
– В мой кабинет! Оба, немедленно!
После выполнения настолько отвратительного задания не хватало только плохих новостей, которые, судя по всему, и последуют. Я до сих пор не могла прийти в себя от пережитого кошмара! Но разве это кого-то волнует?
– Прошу вас, – проговорил Разинский, предложив мне свою руку.
Старается вести себя как джентльмен, несмотря на то, что произошло несколько минут назад. Вздохнув и наскоро приведя себя в более-менее приличное состояние, я приняла предложенную руку творца, и мы отправились к главе отдела.
В кабинете, где царил полумрак, находились Джеймс, Корнейси и какой-то мужчина в кресле у окна. Его лицо и практически всю фигуру окутывала тень.
– Ольга, Алексей, присаживайтесь, – сделал приглашающий жест рукой в сторону дивана хозяин кабинета. – Мадемуазель Орлова, позвольте познакомить вас с представителем правительства Российской империи.
Интересно, а имен у них нет? К чему такая таинственность?
Пролепетав какие-то слова о том, как мне приятно это знакомство, я с облегчением присела на диван. Рядом со мной расположился и Разинский.
В комнате повисла тишина.
– Сейчас я вынужден сообщить о трагедии, постигшей наше общество. Утром при выполнении одного из заданий убит творец второй степени, – немного помолчав, глухо сообщил Корнейси.
– Что?! – Разинский вскочил. – Опять? Как это случилось?
– Алексей, спокойнее, – попросил Джеймс, вынырнув из задумчивости.
– Ольга, а что скажете вы? – раздался приглушенный голос от окна.
Что я могу сказать? Я все еще не осознала реальность происходящего.
– А что вы хотите от меня услышать? – поинтересовалась я, вглядываясь в очертания таинственной фигуры.
– Например, ответ на вопрос: почему вы так долго скрывали свой дар?
Рассказать об этом – значит выставить на всеобщее обозрение свои отношения с семьей, с родителями. Показать то, насколько я бесполезна и не нужна своей семье. Нет, только не перед ним! Это ужасно унизительно.