Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я все поняла, товарищ майор!..
– Доктор... – пролепетал Сашка.
И опять в его поле зрения вплыла «мраморная глыба с добрыми глазами»:
– Что, сержант?
– Где я?
– В госпитале, дорогой! В госпитале!
– Где?
– В Киеве!
– Киев... – Сашкин мозг почему-то очень туго соображал. – А Клоп?
– Какой клоп, дорогой?
– Олежка... Клоп... Он где?..
– Извини, сержант... Но я ни про какого этого твоего Клопа не знаю...
Сашка поворочал своими мыслями еще какое-то время:
– Какой сегодня день?
– Сегодня? Сегодня воскресенье, 10 июня, сержант...
И тут словно кто-то протер грязную школьную доску мокрой тряпкой, ну или еще что-то подобное, но только Сашкины мысли приобрели ясность и четкость – мозг включился...
– Доктор!.. У меня жена рожает!.. – прошептал Бандера.
«Мраморная глыба» как-то странно посмотрела на Сашку и повернулась в сторону медсестры:
– И вот еще что, Милаш... Укольчики ему успокоительные каждые три часа... Паренек, видать, такое прошел, что... Как бы его мозги набекрень не сдвинулись после всего...
И откуда только силы взялись у Бандеры в тот момент? И даже язык начал повиноваться своему хозяину как положено... Сашка схватил своей пудовой ладонью мягкую руку врача и сжал что было сил:
– Не надо успокоительного, доктор!.. – проговорил он тихо, из последних сил. – Позвоните во Львов... 23-59-50... У меня жена должна родить на днях! Позвоните... Узнайте, что там у моей Ксаны... Пожалуйста!..
И словно воздух выпустили из воздушного шарика... И не было больше сил ни пошевелиться, ни сказать еще что-то, ни даже закрыть глаза... Бандера так и лежал и смотрел на доктора... Молча, словно прицеливался...
А доктор... Наверное, он все-таки понял, что это был не бред «сдвинувшегося», а крик души...
– Пока не коли ему релаксанты, Мила... Пойду в ординаторскую и попробую позвонить... Может, и в самом деле у него жена на сносях...
«...Спасибо, Айболит! – подумал Сашка тогда, потому что сил оставалось только на мысли. – Спасибо! Век тебя не забуду, товарищ майор Анатолий Сергеевич!..»
А дальше перед Сашкиными глазами все завертелось, поплыло, «на голову приземлилась парочка вертолетов», и его сознание унеслось куда-то в неизвестность, увлеченное этим водоворотом... Все закружилось, завертелось и поплыло куда-то туда, куда Бандера пока не знал... Он только вздохнул глубоко, закрыл глаза и... «Отправился в путь по воле волн»...
...Все эти дни Бандера находился в каком-то странном, полупрозрачном, полумифическом состоянии... Видимо, Сашке все же добавляли антидепрессанты в тот «коктейль», который ставили ему каждые шесть часов в виде капельницы...
Уже пять дней прошло с того времени, как доктор разрешил Сашке есть... Точнее пить... Пить густые, наваристые куриные бульоны... И уже второй день пошел с того времени, как Бандера впервые встал и сделал с помощью Милы несколько шагов...
Боль. Та острая, обжигающая все его нутро боль ушла, превратившись в какую-то тягучую и нудную, словно расплавленная смола... Но с ней Сашка уже мог мириться! С этим уже можно было жить!..
Только... Было одно обстоятельство, которое очень смущало и тревожило нашего Голиафа. И обстоятельство это звалось Мила...
Она все это время обхаживала Сашку... В медицинском смысле, не подумаете плохого про женщину! Она его кормила, поила, делала назначенные врачом процедуры, мыла его... Мыла!.. Вот в чем была Сашкина проблема!.. Людмила как-то странно часто стала мыть Бандеру... Ну, да, лето!.. Ну, да, жарко!.. Ну, да, потел он постоянно! Только... А надо ли было его мыть каждый вечер? А так ли это происходит со всеми остальными больными? Чтобы каждый вечер?!. А главное было то, что она «беззастенчиво» пользовалась Сашкиной слабостью...
Мила прилагала немалые усилия, потому что вообще-то эту процедуру положено делать вдвоем с санитаркой или второй медсестрой, подстилая под его большое тело клеенку, потом стягивала с Сашки больничную пижаму и начинала «банный вечер»... Людмила мыла Сашку всего, с головы до пят, тщательно и аккуратно! Но... И вот именно в этом-то и была «большая проблема»... Она чересчур много своего внимания уделяла животу Бандеры и его паху... И особенно много тому мужскому органу, который... Ну, в общем, понятно, надеюсь... И орган этот, скотина такая, живущий по своим личным правилам и законам, откликался! Реагировал, так сказать... Да и как не среагировать, когда по тебе нежная женская рука елозит мягкой, но вместе с тем и немного шершавой мочалкой? Как тут не среагировать?!!
На четвертый «банный вечер» Бандера, еле живой от такого напряжения, пролепетал:
– Мила...
– Что, Сашенька?
– Что ты делаешь?
– Я тебя мою, дорогой!.. Чтобы потом не пропах!.. А что? – Она даже не подумала остановиться.
– Сколько тебе лет?
– Такие вопросы женщинам задавать неприлично...
– Сколько?
– Двадцать девять...
– Прости тогда...
– А за что же это, миленький?
– Я подумал... Что тебе около сорока... Лицо у тебя, Мила... И еще, что у тебя мужика нет и ты на молодого кинулась...
Она долго молчала и долго мыла шершавой мочалкой Сашку... Пока он, наконец-то, не «взорвался»... А потом мыла его заново...
– У меня и правда нет мужика, Сашенька... Погиб он... В Афгане этом сраном... Год назад... Капитаном-десантником был... Вот я и состарилась за этот год на десяток лет... А ты так на него похож... И телом, и даже лицом!.. Вот я и представляю себе, что своего Сережку мою... Нельзя разве?!!
– Мила... У меня жена есть... Она вот-вот родит...
– А кто узнает, кто?!! – Мила наклонилась над Сашкой и прижалась к нему своей пухлой грудью. – Ты же не расскажешь никому! А я и подавно! Так кто знать-то будет, а, Сашенька?
– Я буду...
Мила тогда как-то странно посмотрела на Сашку и отстранилась...
Нет! «Банные вечера» не прекратились! И Мила продолжала точно так же мыть Бандеру, но... Теперь все это происходило в полной тишине... Никто из них больше не поднимал тему «любовь-семья»... Все было в строгих «медицинских» рамках – Сашка получал, и это на самом деле было так(!), облегчение от тягучей, ноющей боли в животе, когда «разгружался», а Мила... Мила, наверное, вспоминала свое счастливое прошлое...
...Яркое солнце беззастенчиво заглядывало через окно в больничную палату Сашки, а он радовался ему и подставлял под теплые лучи свое лицо... Вообще-то с самого детства Саня не очень-то любил торчать под солнцем и всегда находил тень, но теперь... Видимо, что-то перевернулось в его сознании после того пещерного лабиринта... Нет, он не стал бояться темноты! Бандера теперь вообще ничего не боялся! Но если доводилась такая возможность, то он очень тянулся к солнцу. Как большой цветок, переживший мрачную зиму...