пек чапати. В тазике размешал муку — и через секунду грязные руки погонщика верблюдов были уже в тесте, которое становилось все серее и серее и вскоре перестало отчетливо выделяться на фоне земли, этим определялась степень его готовности. Бага пододвинул таз с серым мякишем к костру, где уже разогревалась чугунная сковородка. Он принялся отрывать клочки от мякиша, разминая их руками, затем превращал их в блин, который в тот же миг летел на сковородку и спустя несколько секунд превращался в чапати. Через десять минут на грязном мешке уже высилась внушительная стопка. Завтрак был готов в считанные минуты, пока я, лежа на спине, курил сигарету, не в силах пошевелить ногами. Проглотив пищу, погонщики тотчас заснули, вскоре все последовали их примеру.

* * *

…К счастью, зловонный сосед покидает нас …эге, нет, вот он возвращается, а за ним шлейф его присутствия…

…Поезд, простояв двадцать минут на полустанке под названием Pokaran, посреди пустыни, наконец, тронулся но, по известной, наверное, только Шиве причине, покатил в обратную сторону…

* * *

Бага стал в тень и объявил всем, что здесь everything possiblе[100], и что если кто-то хочет выпить, то и виски possible. Но когда Волосатый заявил, что хочет «Maza[101] or Cold Pepsi», Бага притих, однако быстро нашелся и процедил очередную поговорку не совсем в рифму «Dal, Chapati — Camel Safary» и ответил «Shanty, Shanty, slowly, slowly, later possible. Cold pepsi, beer. Everything possible!»[102].

Улыбка Кеке

После того, как Бага завершил сию фразу, Белял с Романом потерли посуду в пыли и земле, вытерли ее об мешок и запихнули его на спину Кеке. Быстро обуздав всех верблюдов, мы снова двинулись в путь. Кеке опять шел впереди, но тут Кен вырвался вперед и тотчас врезался в кактус. Затем, когда он был весь сосредоточен на своем оцарапанном плече, верблюд протащил его под нависающим кустом колючек, и тюрбан Кена, зацепившись, размотался в длинную оранжевую полоску, как туалетная бумага. Воспользовавшись аварией собрата, Кеке обогнал японца, тем самым восстановив прежний порядок каравана.

Зной стоял страшный, ни ветерка, раскаленная земля начинала отдавать жар, а солнце все жгло с прежней силой. Я лелеял надежду, что вон за той полоской холмов на горизонте начнется уже белый песок дюн, и мы снова сделаем привал. Через полтора часа полоска холмов заметно приблизилась, превращаясь в груды рыжих камней, раскаленных до такого состояния, что у меня помутнело в глазах, когда я проезжал мимо них. А когда я снова прозрел, то увидел, что перед нами пустынная местность с крупным песком и косматыми кочками сухих колючек.

Я включил плеер и несколько раз прослушал песню «The End», написанную Джимом Моррисоном после месяца, проведенного в пустыне.

* * *

На горизонте показалось маленькое поселение, погонщики стали уверять, что именно там «everything possible», и все немного оживились.

Въехав в деревню, мы нашли там только поилку для верблюдов, у которой уже нежилось десятка два животных. Спешились, напоили своих верблюдов, прошли сквозь весь поселок и, не получив ни пепси, ни мазы, продолжили свой путь.

Опять началась бескрайняя, сухая пустыня, не предвещающая перемен. Волосатый с актером, потрясенные вероломством Баги, все повторяли: «Baga! Why like this!? Why like this!? Where is maza Baga? I’ll give you hundred rupies for maza, why like this!?»[103]. На что ошеломленный суммой Бага стал весело их успокаивать, приговаривая: «Shanty, shanty, slowly slowly, later everything possible».

* * *

…Солнце уже ласкает линию горизонта, в вагон влетел вихрь песка, скрыв от меня проходящего по коридору торговца овощами и соседа-расту, поглощенного чтением «Гарри Поттера». Пустыня за окном стала красной, огромное желтое солнце спряталось за сторожевой вышкой какой-то военной части — небольшого квадрата, окруженного колючей проволокой…

Отдыхающий Калу

* * *

Солнце клонилось к западу и зной начал спадать, ехать стало легче и пустыня оделась в более мягкие краски — из ослепительно белой она стала красновато-оранжевой. Будучи в седле уже добрых четыре часа, я мечтал только об одном — поскорее расстаться с Кеке. Будто угадав мои мысли, наконец появились белые волнистые дюны, погонщики объявили привал и все, забыв о порядке в караване, устремились к единственному торчащему из песка пышному кусту.

Обогнавший меня Кен опять угодил в кактус и, чудом избежав укуса верблюда, долго пытался заставить непослушное животное опустить его на землю.

Все разлеглись на одеялах около костра, где вовсю кипели приготовления к ужину. Тем временем израильтяне достали заначки печенья и принялись угощать всю компанию, я же извлек патронтаж с косяками, приготовленными накануне, и запустил несколько по кругу.

Отдохнув, я и Кашкет отправились в дюны смотреть на закат. Вернулись уже затемно. Ужин был готов — все получили по тарелке риса с овощами и по безлимитному количеству чапати. Затем, откуда не возьмись, перед нами возник индус с мешком льда, в котором лежали стеклянные бутылочки миринды, пепси и пива — это было божественно!!! Хоть он и барыжил ими по двадцать пять рупий (реальная цена пять рупий), все купили по паре.

Израильтяне запустили ответную вереницу косяков, и мы долго лежали на спине, слушая песни погонщиков и глядя на загорающиеся звезды. Вокруг стояла тишина, только изредка фыркали верблюды, расположившиеся на ночлег в соседней ложбине между дюнами.

Погонщики предложили нам перебраться в дюны, подальше от куста и верблюдов, которые привлекали к себе множество насекомых. Потом они достали из мешка с верблюжим кормом литровую бутылку местного виски с красной надписью «Aristokrat» и предприняли неудачную попытку всучить ее нам. Вдруг с куста посыпалась тьма здоровенных жуков. Актер, включив фонарик, посветил в сторону куста, откуда в рассыпную бросилось целое племя тушканчиков, и Волосатик объявил, что хоть он и не хочет никого пугать, но на закате они видели в дюнах кобру, а где грызуны — там и змеи. Все единогласно решили переместиться подальше. Отошли метров на двадцать на вершину дюны, Белял и Бага постелили одеяла и выдали по одному впридачу. Причем Бага демонстративно распределял страны на песочной карте, командуя:

— Japan here, Israel here, Russia here!

Так и улеглись. И только сейчас я увидел небо, уже совсем темное и сплошь в звездах.

Да, скажу я вам, такого неба я не видел нигде, разве что высоко в горах, но там оно немного другое. Млечный Путь, словно окаменевший