Успели вовремя – вскоре фигуры были частью уничтожены, частью тайком увезены на Сивер, в Гледенский монастырь в Великом Устюге, ибо признаны были идолами. Не последнюю роль в сем несомненно очистительном для православия событии сыграл отец Логгин, доказавший в самых патриарших верхах, что святые изображаемы могут быть только плоско на досках, но не высекаемы объемно, как языческие истуканы. При этом отец Логгин с гневом мысленно вспоминал деревянного Христа, коего таскала Феодосия на торжище в Тотьме, и премерзкое капище чуди подземной в Лешаковом бору…

Когда капель весенняя зазвенела ну прямо как смеялся сыночек Агеюшка, в большой трапезной монастыря совершилось награждение за укрепительные чудеса.

Лучшими были признаны рукотворные дивеса, с Божьей помощью придуманные Феодосией, о чем торжественно сообщил игумен Феодор, вручив «брату» прелепейший молитвослов с золотыми и багряными буквицами.

– На будущий раз шапку-невидимку сотворю, – вспомнив россказни повитухи бабы Матрены, успела шепнуть Варсонофию Феодосия, усевшись внове на лавку.

Но то были не все награды!

– По приказу государя всея Руси и по благословению митрополита Московского отправляется посольство в Царьград и на Афон с милостыней заздравной. И присоединится к посольству брат нашего монастыря… – игумен выдержал паузу, во время которой в трапезной повисла напряженная тишина, – брат Феодосий, который отправится в греческие Метеоры.

Феодосия задохнулась от счастья и, дабы скрыть радость, низко склонила голову.

– Поздравляю, брат! – тихо возликовал Варсонофий.

В трапезной возникло бурление.

Старцы искренне радовались за юного отрока, наказанного Господом ужасной женоподобной внешностью. Молодежь глядела с восхищением и восторженной завистью. Компания Вениамина Травникова охватилась ненавистью.

– Бабьеподобный монах будет представлять в посольстве наш монастырь, – злобно ухмыльнулся Венька Тимофею Гусятинскому и, затаясь, сжал кулаки.

– Нашли остлопа ходить в Метеоры, – поддакнул, сощурясь, Васька Грек. – С таким же успехом осляти можно отправить.

Феодосия подняла наконец сияющие глаза.

– Похули себя, – не разжимая огубья, подсказал Феодосии Варсонофий.

– Недостойный хожения в святую греческую обитель, худший из всех монахов, во многом греховный… – довольно искренне запричитала Феодосия.

– Кто без греха? – повел брадою игумен. – Езжай с Богом!

* * *

Светлым, как лик младенца Христа, майским утром Феодосия примкнула к толпе паломников, намеревавшихся предпринять хожение в святые и иные земли. Были тут и образописцы, и крестные мастера, и торговые гости, и монахи, и царские посланники, кучковавшиеся отдельно, и подозрительные личности неизвестного назначения. Кто собирался в Палестину, кто – в Афон, были такие, что алкали посягнуть в Египет. В возбуждении, кое монахи старались скрывать молитвами, путешественники взобрались на баркасы и поплыли по Москве-реке до Оки. Через несколько дней достигли Волги, становившейся все шире. Сперва проплывали берега по сторонам на даль брошенного камня, потом – на расстоянии вспаханного поприща, затем – двух полетов стрелы. На пологих укосах рассыпались деревеньки, на высоких кручах возвышались посады, монастыри и кремли. Яркое солнце и голубые небеса изливали радостный свет на игристую воду и сонмище лодок и кораблей. Картина открывалась зело пестротная. Ладьи и умы, паромы и барки, дощаники и ладьи, неводники и струги, насады и ушкуны сновали вдоль берегов или медленно скользили по срединной волжской глади. Мужи, вытянув неводы и наварив ухи, живо обсуждали достоинства и виды насад и плоскодонов. Феодосия смирно сидела в сторонке с миской горячего ушного, вдыхала сладкое воние дымка, тянувшегося с плотов, запахи речного ветра, лугов и жмурилась от умиления. Она пребывала в странном борении чувств: ей стыдно было быть счастливой, но счастье распирало душу, как туго скрученный листок почку. Феодосия уж и прощения просила у Бога за то, что ликует ее душа, в то время как надо каяться в грехах, но изринуть радостного предвкушения от предстоящего знакомства с удивительными землями и странами не могла.

В один из дней состав путешествующих сменился. Кто рассчитывал попасть в Черное море, волоком перемещался на Дон. Феодосия с толпой богомольцев и купцов, где пешеходом, где возами, также достигла берега Дона и поднялась на судно, плывшее до Азова.

Несчетно двигалось по Дону кораблей! Караван барок, кладей, карбасов достигал, по словам знатоков, пяти сотен! Феодосия с удивлением обнаружила, что часть монахов переоделась в скоморошьи одежды – были тут и шаровары, и халаты. И лишь когда едва не каждый паломник и торговец примотал к поясу огнеметную пищаль или кинжал, с волнением поняла – предстоят встречи с иноверцами и грабителями. Разговоры вокруг котла с ухой из сома или стерляди стали серьезными. Знающие самовидцы нагнетали напряжение россказнями о налетах татар и ногайцев, янычар и арабов, а в конце пути и бедуинов с сарацинами. Ко всему еще по берегам встали хмурые крепостные посты, воинство которых должно было сопровождать суда с посольствами и отпугивать набеги.

– Буду отбиваться от басурманов веслом, – пошутила Феодосия на совет вооруженного копьем монаха обзавестись как можно скорее топором али луком со стрелами.

У одного из плывущих оказался чертеж с землеописаниями, и все с интересом разглядывали вырисованный красками и тушью путь в Палестину и Грецию. Вечерние баяния под усаженным сонмом звезд небосводом тоже крутились вокруг богомольных и гостевых странствий в Царьград и Афон.

– А есть в окияне морские рыбы и звери, у которых кости снаружи, – баял опытный судоход. – И этими рыбьими костями украшают палаты, храмы и утварь.

– Рыбьими костями украшать церковь?! – сомневались слушатели. – Кривда! Лжа! И как кости могут быть снаружи тела? Разве только у рака…

– А вот увидите тортиллу и устриц! У этой тортиллы череп снаружи мяса, а из черепа змеиная голова и когти торчат. А в Палестине есть Мертвое море, из него поднимается сера и сочится черная смола, и гибнет в его водах любая живая тварь, хоть и рыба. Потому что под морем сим – ад.

Феодосия посмеивалась украдкой в протяжение россказней об устрицах – она их видела в книге морских монстров. Но вздрогнула от страха после баяния о сере; счастье, что едет она не в Палестину, где можно ненароком низвергнуться через сие Мертвое море в ад, а в греческие летящие вверх Метеоры, с которых, Бог даст, досягнет она небесного рая, в коем пребывает Агеюшка.

И тронул рассказ о богомольце, которому в святом Иерусалиме упал на ноги колокол, а он со слезами на глазах благодарил Бога за счастье принять муки там, где Христос их принимал.

– Есть в окияне летающие рыбы, – баял другой купец. – И поющие свистом. И огромный слизень с осемью хвостами, которыми утаскивает корабли под воду.

Путники не знали, верить или нет.

«Вот бы бабу Матрену сюда, – с улыбкой подумала Феодосия. – Уж она бы всех затмила своими правдивыми побасенками».