– Все к сотням, – скомандовал фа-Тарин, не дожидаясь приказа. – В этой битве мы можем только молиться.

Первый дракон, желтый и блестящий, точно статуэтка из золота, выпал из низких облаков, исторг шарик багрового огня, показавшийся с земли крохотным. Тот врезался в непонятно как державшийся в небе клубок полупрозрачных змей и разлетелся искрами, не причинив вреда.

А крылатый ящер резко ушел вверх, и не подумав о том, чтобы повторить атаку.

«Разведчик», – решил фа-Тарин.

Воины его тысячи опускались на колени, откладывали в сторону щиты на петле, соединяли руки перед грудью. То же самое проделывали бойцы из других тысяч, и над дорогой, на которой расположилось войско, неслось тихое жужжащее бормотание. Гном видел, как слуги Господина, приставленные к дружинам перебежавших к Тринадцатому таристеров, орут на хирдеров, и те неохотно слезают с седел.

А потом тучи выплюнули десяток драконов, золотых, серебристых и серых, и стало не до того, чтобы глазеть по сторонам.

Ларин фа-Тарин знал, на что способны крылатые ящеры, верные слуги ложных богов. Поэтому страх он испытывал самый настоящий и молился истово, от всей души. Время от времени позволял себе глянуть вверх, туда, где бушевала битва.

Одно из летучих чудовищ, огромное и неповоротливое, погибло в первый момент, превратилось в облачко пепла. А затем его сородичи сошлись с драконами вплотную. В ход пошли клыки, когти, жвала, щупальца и странное колдовство, от которого фа-Тарин начинал видеть несуществующее и покрывался холодным потом.

Катившиеся сверху волны жестокой, убийственной силы заставляли бывшего главу ячейки вздрагивать. Он проваливался в видения, то яркие и четкие, то смутные, одинаково жуткие и непонятные. То брел по пустыне, в которой вместо песка были черепа роданов с кулак размером, а в небе скалился еще один, громадный, излучающий жар, то танцевал в хороводе с уродливыми тенями, то в кромешной тьме барахтался в жгучей, невыносимо вонючей жиже…

В моменты просветления, когда возвращался к реальности, было не лучше.

В небе ревело так, что закладывало уши. Вниз сыпались окровавленные чешуйки, кусочки сажи и пепла, летели капли белесой слизи и черной жижи, ничуть не похожей на кровь.

Одна попала тал-Долланду на руку, проела кольчугу и оставила ожог.

Понять, кто одолевает, было невозможно. Смутные тени в вышине перемещались слишком быстро, струи огня и молнии разрывали облака. Дождь прекращался, становился ливнем, делался горячим и тут же оборачивался метелью…

Потом раздался такой треск, словно земля решила развалиться на кусочки, и в сотне шагов от того места, где находился фа-Тарин, рухнуло, молотя крыльями, объятое пламенем тело. Взметнулось облако черной пыли, забились плети тонких щупалец, вздрогнули и застыли.

А тысячник возблагодарил Господина за то, что умирающее чудовище свалилось не на них.

Погиб великан с покрытым чешуей телом, но унес с собой в небытие и одного из драконов. Ухитрился в последнем усилии подпрыгнуть и схватить неосторожного ящера за шею. Задушил, и замер, и они так и остались лежать, сдавив друг друга в чудовищных объятиях.

Сражение шло не на жизнь, а на смерть.

Воины Господина молились, хотя голоса часто дрожали от страха. А вот многие дружинники потихоньку отползали и задавали стрекача в близкий лес. Самые наглые или просто свихнувшиеся от ужаса во главе с собственными таристерами уходили верхами.

На них никто не обращал внимания.

Ларин фа-Тарин в очередной раз поднял голову, когда небо и землю сотряс мягкий, но невероятно сильный удар. Заржали обезумевшие скакуны, стены брошенного города пошли трещинами. Облака шарахнулись в стороны, как испуганные окуни от щуки, и на фоне горизонта нарисовался силуэт исполинского волка, в пасти которого полыхало алое пламя.

Азевр, Ревущий, Волк Бездны явился к месту битвы.

Тысячник сразу понял, что это не призрачный облик, вроде того, что он видел над Стритоном.

– О нет… – прошептал он. – Неужели они выступили сами? – И закричал во всю глотку: – Молитесь, братья! Рвите сердце! Иначе мы все останемся здесь, и счастье, если только мертвыми!

Бывший глава ячейки, обладающий некоторыми колдовскими способностями, он ощутил разлившееся вокруг напряжение. Воздух стал холодным и колючим, точно наст, земля закачалась, по небосводу побежали тонкие трещины.

Отважившись на Нисхождение, Азевр рисковал разбить Алион, как выросший птенец – яйцо.

Чудовищный волк, лапы которого были что крепостные башни, а в пасти убрался бы большой корабль, сделал шаг. Щелкнул зубами на атаковавшее его чудовище, и одним движением перегрыз пополам. Куски погибшей твари, напоминавшей льва с крыльями летучей мыши, шлепнулись в лесу, и к небу поднялись фонтаны зеленого дыма.

Оттуда, где находился Господин, донесся крик боли, за ним еще один, и Тринадцатый встал во весь божественный рост. Плеснул на ветру белый плащ с вышитым созвездием Молота, полыхнули алые глаза.

– Ты отважился прийти сам, мохнатый урод? – прогремел он. – Иди сюда, и я оторву тебе хвост!

Волк перешагнул городскую стену, как невысокий заборчик, и фа-Тарин увидел, как лапа огромного хищника с белыми когтями глубоко ушла в землю под немыслимой тяжестью.

Тринадцатый бросился на Азевра, схватил за морду обеими руками, и фигуры богов потеряли четкость. Расплылись в две обвившие друг друга спирали, серо-алую и багровую. Из них в стороны стали бить молнии, одна свалила дракона подобно тому, как удар веника сшибает муху.

– Верую в того, кто стал Явным! – орал фа-Тарин вместе с остальными, и голоса их звучали сильно и слаженно, единым могучим хором. Трусов и неверующих не было в войске Господина. – Верую в того, кто даровал нам жизнь новую! Верую в того, кто не погнушался снизойти до смертных!

Тринадцатый и Азевр обменивались могучими ударами, город продолжал разрушаться, обваливались все новые здания. Землю трясло беспрерывно, точно к сошедшимся в поединке снизу подкрадывался Аркуд. Солнце, казалось, прыгало обезумевшим котенком.

Фа-Тарин поймал себя на мысли, что ждет того момента, когда оно наконец свалится.

– Ты должен одолеть, должен… – прошептал он в момент, когда серо-алая спираль наклонилась, и из нее повалил дым.

Упало еще одно чудовище, опаленное, жуткое, сокрушило несколько обозных телег и замело грудой обугленной плоти. Но на это никто не обратил внимания, все до единого воины Господина смотрели туда, где бились боги.

Серо-алая спираль вновь сгустилась в фигуру исполинского волка, и стала видна огромная дыра в его боку. Азевр зарычал, но в рыке его прозвучали боль и недоумение, а не ярость.

– Вали прочь, шавка! – крикнул Тринадцатый, опять принявший облик большого гоблина. – Сгинь!

И Азевр, непобедимый боец, с хриплым ревом исчез.