По вечерам ему нравилось прохаживаться по берегу озера. Как ни ветрено было днём, какая бы непогода ни бушевала, но к вечеру обычно устанавливалась тишина. В широкий простор озера опрокидывалось тогда высокое небо и прибрежные кусты, и гладь воды делала их отражения до невероятия насыщенными по цвету; такой голубизны и такой наполненной свежестью зелени Кий, кажется, не видал никогда.

Поход, непрерывные бои, ответственность за судьбы тысяч людей измотали его. Большая часть времени проходила в седле, в запахах конского пота и нагретой солнцем кожи седла. От постоянного напряжения нервы были натянуты, будто тетива лука, а голова гудела, как чугунный котелок. Даже сон не избавлял от усталости. Кий чувствовал себя, как загнанная лошадь. Его мучили угрызения совести, ему казалось, что позади были одни ошибки и неудачи. Здесь, на берегу озера, он надеялся хоть немного избавиться от навалившейся душевной и физической муки, которая, словно ржа, разъедала его сердце.

Как-то увидел на берегу одиноко сидящую худенькую фигурку. Узенькие плечики прикрывал шерстяной кафтан, по нему струились тоненькие косички. Зимава. Он подошёл, сел рядом. Она вздрогнула, взглянула на него, наклонилась вперёд, скрывая заалевшее лицо. Он немного помолчал, спросил:

— Любуешься?

— Да. Изумительная картина. Наверно, в Ирийском саду (раю) можно ещё увидеть такое.

Он замком сцепил руки на коленях, напряжённо глядя вдаль. Внезапно почувствовал сильное влечение к этой худенькой, смелой женщине. Но он боялся обидеть её и прятал чувства глубоко в себе. Старался вести только деловой разговор.

— Землянки вам построили?

В отряде постоянно находилось не менее трёх десятков женщин. Они трудились поварами, помогали врачам-травникам, ухаживали за ранеными, следили за лошадями.

— Да: Целых четыре.

Ему хотелось поцеловать её губы, почувствовать их внутренний жар. Он шумно вздохнул. Она повернулась к нему, внимательно посмотрела долгим, глубоким взглядом. Он поёжился. Наконец нашёлся, что спросить ещё:

— Не тесно... в землянках-то?

Она засмеялась, уткнувшись в колени. Ответила:

— В тесноте, да не в обиде.

Он впервые услыхал её смех. Видно, немного оттаяла её душа после пережитого в своём селении.

Поднялся, отряхнулся.

— Пора отдыхать. Спокойной ночи, — и удивился своему внезапно охрипшему голосу.

— Спокойной ночи, — эхом ответила она ему.

Он уже засыпал, как медленно отворилась дверь в землянку и в проёме появился силуэт фигурки, в нём он тотчас признал Зимаву. Сердце забилось гулко и дробно. Он прижал её к себе, послушную, полыхающую жаром...

Под утро она тихо встала, подошла к двери, повернулась к нему, сказала глухим голосом:

— А теперь иди, выхваляйся. У вас ведь так заведено, у мужиков. — И качнулась к двери, чтобы уйти совсем. Он рывком вскочил, схватил её сухую, жёсткую ладонь:

— Зачем же так... Никуда я тебя не отпущу. С сегодняшнего дня перевожу тебя в личную сотню. Будешь постоянно при мне.

— Может, я не хочу в твою сотню? Мне и в коноводах хорошо. Мужики там добрые, внимательные.

— Вот поэтому и забираю оттуда, что мужики внимательные и добрые.

Она тихо засмеялась и уткнулась ему в волосатую грудь...

С этого утра у него началась новая жизнь. Куда-то девалась гнетущая усталость, неудовлетворённость и угрызения совести. Он ходил по лагерю, словно на крыльях летал. Решения приходили скорые и верные. Говорил с улыбкой, шутил, весело смеялся шуткам других. И постоянно, краем глаза видел Зимаву. Вот она разговаривает с воинами его сотни...

Вот седлает коня... Вот проходит мимо него и искоса бросает лучистый, влюблённый взгляд... Ходил Кий по лагерю, распоряжался, командовал, а в голове у него одна мысль: скорей бы наступила ночь, скорее бы пришла к нему Зимава...

Отношения Кия и Зимавы сразу же перестали быть секретом. Поэтому на третий день она перешла к нему в землянку, и пересудам был положен конец. Зимавы хватало на всё: и на военные занятия, и на уход за Кием. Она навела порядок в землянке, внеся в неё чистоту и уют, штопала его одежду, чистила обувь, на костре готовила ужин. На её губах порой появлялась затаённая улыбка. Она робко и неуверенно вступала в новую жизнь...

Зиму Кий решил переждать возле озера. Здесь можно было спастись от вьюг, губительных в голой степи. В землянках тепло и сухо, топливо под рукой. Для коней выстроены конюшни, с помощью местных жителей заготовили корма.

Немаловажную роль в этом решении сыграло то обстоятельство, что авары потеряли из виду его отряд и увели войска на юг. Это позволяло весной Кию нанести внезапный удар в том направлении, которое он считал важным.

Однако сидение на одном месте таило опасность: бойцы могли отвыкнуть от военной жизни, разлениться, а весной вообще быть неспособными к сражениям с противником. Поэтому, дав месяц отдыха, Кий ввёл ежедневные занятия по конному и пешему бою, которые проводились с утра до обеда; время после обеда отводилось на уход за конями и другие хозяйственные работы.

Постепенно наладились отношения с местным населением. Лесные жители платили дань своему князю и были свободны в своей жизни. Они занимались охотой, рыболовством, бортничеством, подсечным земледелием.

Как-то, разъезжая по окрестностям, Кий случайно наткнулся на мужиков, которые заканчивали рубку леса, готовя делянку под пашню. Такой участок давал хороший урожай лет пять-шесть, а потом селяне вырубали деревья в другом месте. Кий тотчас включился в работу, с удовольствием орудуя топором. Вспомнилась кузница. С какой охотой помахал бы сейчас молотом. И как ему осточертел меч!

После порубки мужики выкорчёвывали пни тонких деревьев, а на широкие наваливали хворост и устраивали огромные костры; пень сверху выжигался, поэтому корни не давали побегов и постепенно сгнивали. Труд тяжёлый, адский.

В обед селяне пригласили Кия к столу Был наваристый мясной суп, на второе — репа пареная.

— Так ты, говоришь, из отряда Кия? — спросил его старичок, щуря слезящиеся от постоянного дыма костров глаза.

— Из него.

— Крепко вы потрепали аваров, — удовлетворённо проговорил он. — Говорят, две тьмы побили!

«Ого! Слава впереди бежит!» Ответил:

— Может, не столько много, но порядком.

— Надо же! Авары — первые вояки, а вы их всё равно громите! Сказывают, первым в бой на огненном коне летит Кий. Он обладает такой силой, что от одного его взмаха падают наземь десяток врагов. Правда это или брехня?

— Кий обыкновенный человек, отец.

— Не может того быть! — вдруг вскипел старик. — Сколько государств вокруг Аварии, а вот никто над ней верха не брал. На что греки двинули несметное войско, да и то были побиты. А против Кия бессильны! А ты говоришь — обыкновенный человек! — обиделся старик и отвернулся от Кия.