Это было настоящее путешествие, восхитительное и волнующее.

Позже Рания согласилась, что для того, чтобы разгадать все тайны любви, одной жизни будет мало.

Потребуется много жизней, нескончаемая их вереница, прежде чем они сумеют познать вечные и неизмеримые ценности, которые доступны только тем, кто ищет их с открытой душой и искренним сердцем.

Губы Чарльза не отпускали ее.

Он все продолжал и продолжал ее целовать.

А она знала, что с готовностью отдаст ему не только свое любящее сердце, но и свою преданную душу, и свое невинное тело.

Их сердца и мечты сольются воедино – и они станут одним целым, дополняя друг друга.

И ничто и никогда на свете не сможет разлучить их.

– Я люблю тебя, моя славная и драгоценная малышка, – шептал он.

– И я люблю тебя, люблю до конца дней своих, – ответила она.

* * *

Казалось, прошла целая вечность… Они лениво наслаждались обедом, глядя на бескрайнее море, волны которого несли «Русалку» через Ла-Манш.

В небесах ярко сияло солнце, искрилась за бортом гладь воды, и яхта стремительно шла вперед, куда быстрее, чем предполагал Чарльз.

Он отметил, что все новшества, включая высокие и крепкие мачты, превратили «Русалку» в уникальный в своем роде корабль. Совсем как моя любимая Рания, – удовлетворенно подумал он.

Помимо всего прочего, яхта была еще и невероятно комфортабельной.

Шеф-повар, служивший у Чарльза вот уже два года, был французом.

Поначалу кок испытывал неловкость оттого, что работает у врага, с которым столь упорно и яростно сражался, хотя, строго говоря, он никогда не держал в руках оружия.

На самом деле всю войну шеф-повар провел в Англии, скрываясь в одном из поместий Чарльза.

И потому он был настолько рад вернуться к работе, что превзошел самого себя, и блюда, которые он готовил для Чарльза, с каждым разом становились все изысканнее и восхитительнее.

* * *

Они провели в море уже пять дней, и теперь входили в Бискайский залив.

Только сейчас Чарльз признался Рании в том, что к нему перешел титул графа Линдонмора.

– Как ты узнал об этом?

– Собственно говоря, я узнал об этом еще до того, как мы отплыли из Англии.

Рания ахнула:

– Но ты должен был присутствовать на похоронах!

– К несчастью, я влюбился в прелестную молоденькую девушку. Но жениться на ней тотчас я не мог, поскольку, как новоиспеченный граф Линдонмор, я должен был носить траур по своему дяде.

– Значит, именно поэтому нам пришлось обвенчаться тайно и в такой спешке?

– На самом деле больше всего я боялся того, что ты откажешь мне или сбежишь от меня, любовь моя.

– Или… что меня вновь похитят!

– Ты права, это было главной причиной, но теперь, когда мы женаты, ты находишься в полной и абсолютной безопасности.

– Я догадалась, что мое похищение устроила та девушка, что отказалась выйти за тебя замуж.

– Ты как-то узнала об этом?

– Я услышала, как тот человек, что снял мешок у меня с головы, сказал другому: «Какая аппетитная штучка! Она принесет нам кучу звонких монет. И, если сложить их с теми деньгами, что мы получим от второй красотки, мы сможем купить себе новый вельбот».

Чарльз промолчал, и Рания продолжала:

– Разумеется, все в Лондоне говорили мне о том, что ждали твоей свадьбы с Сильвер Банкрофт, и потому я догадалась, что это она заплатила моим похитителям.

Разговаривая, они лежали на кровати.

Чарльз обнял жену и притянул к себе.

– Забудь об этом, любимая.

– А ты уверен, – поинтересовалась Рания, – что забыл ее? Она ведь очень красива.

– Красивое тело, в котором таится злое черное сердце, – именно этим она и отличается от тебя, моя драгоценная Рания. Ты очень красива, красивее всех, кого я когда-либо видел. А твое сердце столь же чисто и искренне, как солнце или звезды.

Рания плотнее прижалась к нему:

– Ты говоришь такие приятные вещи. Я надеюсь, что так будет и впредь.

– Это только начало. Каждый день, глядя на тебя и прикасаясь к тебе, любимая, я буду изобретать все новые и новые способы рассказать тебе о том, как я люблю тебя и как я счастлив с тобой.

– Я действительно делаю тебя счастливым, Чарльз?

– Глупый вопрос. Знаешь, таким счастливым я не был еще никогда в жизни!

– И я тоже очень счастлива, счастлива настолько, – воскликнула она, – что иногда мне кажется неправильным, что мы наслаждаемся таким счастьем, в то время когда в мире вокруг нас остается столько горя и страданий.

– Мы украсим этот мир. И в этом, я знаю, ты будешь направлять меня.

– Ты – самый добрый и щедрый человек, который когда-либо жил на свете! Не представляю себе, что смогу научить тебя чему-либо, чего ты еще не знаешь.

Чарльз ласково погладил ее по щеке:

– До тех пор пока я не встретил тебя, Рания, я не знал, что такое любовь. А еще я уверен, что, когда ты подаришь мне сына, я испытаю невероятное счастье, познав радость отцовства.

Он ненадолго умолк и окинул Ранию долгим взглядом.

– Только полюбив кого-либо, начинаешь понимать, что есть вещи, которые имеют для тебя определяющее значение, пусть даже окружающим они представляются самыми обыкновенными.

– В тебе, мой любимый Чарльз, нет ничего, что можно было бы назвать словом «обыкновенный»!

– То же самое я могу сказать и о тебе.

– Если уж мы оба с тобой такие замечательные, – решительно заявила Рания, – то и поступки должны совершать такие же. Когда мы вернемся домой, то должны будем сделать так, чтобы ты стал примером для каждого землевладельца в том, как относишься к своим арендаторам и как обращаешься со своими работниками.

– Именно этого я и намерен добиться.

– Мы должны постараться сделать людей в поместье столь же счастливыми, как и мы сами, и, пожалуй, если мы сумеем стать примером для них, то нам начнут подражать и жители Лондона.

Чарльз рассмеялся:

– Обитатели Лондона настолько закоснели в своем самодовольстве, что уверены, будто им известно все на свете, но мы-то с тобой знаем, что узнали тайну подлинного счастья, и именно ее постараемся открыть и для других.

– Какая замечательная мысль! Но, мой дорогой Чарльз, я не хочу, чтобы ты так беспокоился из-за симпатичных или очаровательных женщин!

– А я намерен не допустить, – подхватил он, – чтобы ты тревожилась о высоких, смуглых и привлекательных мужчинах!