– Полковник, я пошёл… я не думал, что…

– Погодите, Бертильон, – вмешался гасконец, – это моя затея. Виноват во всём, полковник, я. Это я уговорил Бертильона пойти со мной. На беду пуля только задела птицу, и она улетела. Искренне сожалею, если эта безобидная шутка доставит нам неприятности, во всём виноват один я.

– Возможно, – сказал Дюпре, – но, к сожалению, это нам не поможет. У одной из девушек начались судороги, и колдун сказал, что все молодые женщины племени умрут. Воины готовятся напасть на нас.

Раздались приглушённые возгласы. Один Лортиг ничего не понял, его наивное презрение к «туземцам» было не легко поколебать. Он подбадривающе улыбнулся товарищам, но все лица были серьёзны, и, не получив ни у кого поддержки, Лортиг обиделся.

– Я уже принёс свои извинения. Конечно, я виноват, но ведь меня вывели из себя. И вряд ли опасность столь серьёзна. Господин Риварес, конечно, не отличается храбростью, и ему кажется, что…

Лортиг не договорил – у него перехватило дыхание. Губы Дюпре стали дёргаться. Из рук Рене со звоном упала кружка, кофе разлилось по земле.

– Где Риварес? – хрипло спросил он, схватившись рукой за столб, поддерживающий палатку.

– Он пошёл к туземцам.

– Один?

– Один.

– Но его же убьют! – вскричал Штегер.

Дюпре отвернулся и тихо проговорил:

– Другого выхода не было.

Он рассказал им, что произошло, – быстро, спокойно, не выбирая слов. Он был так потрясён, что стал говорить совсем просто.

Риварес ушёл, чтобы попытаться уладить дело миром. Он раскрасил себе лицо, как принято у дикарей, и надел на голову великолепный венок из алых перьев, взятый из этнологической коллекции Маршана, потому что хиваро ценят такие знаки уважения. Он отказался от охраны и не взял с собой пистолета. Лишь кое-что из наркотиков и химикалий, чтобы устроить «волшебство». Он заявил, что может рассчитывать на успех, только если придёт к ним один и без оружия. Он заставил Дюпре дать слово, что тот в течение часа будет хранить молчание.

. – Он уверен в успехе, – добавил начальник экспедиции не очень уверенно и сразу перешёл к практическим вопросам.

– Нельзя терять ни минуты. Рауль, вам поручается охрана лагеря с севера, с вами будут Лортиг, де Винь и половина носильщиков. Вы, Мартель, возьмёте на себя южную сторону, в вашем распоряжении Гийоме, Бертильон и остальные носильщики. Штегер и начальник носильщиков останутся при мне. Стрелять в каждого, кто попытается проникнуть в лагерь или покинуть его без моего письменного разрешения. Порох и пули будут розданы…

Быстрые, точные приказания следовали одно за другим. В эту критическую минуту полковник был поистине хорош. Остолбеневший от изумления Лортиг наконец пришёл в себя и предложил нелепый план: напасть на лагерь хиваро.

– Дикари умеют только нападать, защищаться они не способны. Если мы бросимся на них, не дав им времени…

– Бросьте болтать! – рявкнул Маршан, отталкивая его в сторону.

Ошеломлённый Лортиг даже не обиделся. Рене молча записал все распоряжения полковника и так же молча вышел из палатки. За всё время он не произнёс ни слова. Бертильон стоял словно окаменев и все больше бледнел; потом подошёл к Дюпре, который тихо разговаривал с Маршаном.

– Полковник, разрешите мне пойти к ним! Я скажу, что это я подстрелил птицу. Ведь несправедливо, что Риварес… Поплатиться должен я…

– Нам это не поможет, – резко перебил его Маршан. – Ты даже не знаешь их языка. Не мешайся, ты своё дело сделал.

Дюпре даже не счёл нужным ответить юноше и, махнув рукой, вышел из палатки. Бертильон внезапно разрыдался, безудержно, как испуганная школьница. Носильщики внесли в палатку ящик с порохом. Вошедший с ними Рене резко крикнул:

– Ну-ка, Бертильон, распакуйте ящик. Да заставьте работать Гийоме, а то он путается у всех под ногами.

От страха Гийоме совсем потерял голову и только всем мешал. Остальные держались превосходно, в том числе и оба провинившихся. Оправившись от первого потрясения, они взяли себя в руки и помогали чем только могли. Вскоре все необходимые для обороны приготовления были закончены, и часовые заняли посты на подходах к лагерю. Рене патрулировал южную сторону; он внимательно вглядывался в заросли и молчал. Его душил слепой гнев: он старался не глядеть на Бертильона, чувствуя, что способен его убить. Час проходил за часом, и не было признаков ни мира, ни войны.

В полдень часовым принесли пищу. Они ели стоя, не спуская глаз с леса. Де Винь пришёл к Рене с поручением от Маршана и остановился около него с несчастным видом.

– Мартель…

Рене просматривал в бинокль реку.

– Да? – не шевельнувшись, отозвался он.

– Вы лучше всех знаете Ривареса. Как вы думаете…

– Я ничего не думаю.

– Ведь не может быть, чтобы он… погиб?

– Счастье для него, если он уже мёртв.

Де Винь отпрянул, глухо вскрикнув:

– Если… Нет, это невозможно! Они не станут… они не могут…

– Почему же? Или вы думаете, они будут с нами церемониться?

– Мартель… Мы с Бертильоном учились вместе в школе. Если… это случилось… он покончит с собой… Я знаю… Рене повернулся, продолжая просматривать реку.

– В таком случае он ещё легко отделается. Берите бинокль и следите вон за той излучиной, пока я не вернусь.

Он отдал де Виню бинокль и направился к ближайшему часовому; туземец отложил карабин в сторону, и, став на колени, начал креститься.

– Вставай! Бери карабин! Помолишься, когда тебя сменят.

– Господин, – захныкал часовой, поспешно хватаясь за карабин, – неужели эти кровожадные язычники всех нас поубивают?

– Если ты ещё раз забудешь, что ты на посту, им не придётся тебя убивать – я пристрелю тебя сам.

– Слушаю, господин, – прохрипел часовой, и от страха его глаза стали совсем круглыми. Рене вернулся к де Виню и взял у него бинокль.

После полудня время тянулось так же медленно, как и утром, томительно длинные минуты складывались в часы. В неподвижном палящем зное люди ждали, всматриваясь в чащу воспалёнными глазами, напряжённо вслушиваясь. Рене обходил часовых. Насторожённый, молчаливый, неутомимый и ко всему равнодушный, он был словно заведённая машина, которая должна работать, пока не сломается.

Незадолго до захода солнца с северной стороны, где находился Маршан, внезапно донеслись взволнованные голоса. Рене бросил быстрый взгляд на своих людей и схватился за пистолет. Через мгновение они увидели Лортига, мчавшегося к ним, перепрыгивая через камни. Он бросился на шею Бертильону.

– Всё в порядке… он вернулся… Он заключил с ними мир. Когда они подбежали к палатке, фантастическая фигура с лицом, размалёванным кругами и полосами, и с трепещущей огненной короной на голове только что вырвалась из объятии Дюпре, и её принялись восторженно тискать остальные. Последним к Риваресу приблизился, бормоча извинения, Бертильон. Риварес засмеялся и позволил ему поцеловать себя в обе размалёванные щёки. Потом оглянулся и медленно обвёл взглядом радостные лица.