Страшно оказаться в ситуации, когда твой отдых, то благостное время, которое тебе дается для набраться сил перед новыми свершениями, проходит в компании, тебя не устраивающей. Нет слов, возможно, с этим человеком ты чудно общался в городе, сидел за соседними столами в конторе, выходил на перекур и вообще разговаривал на разные темы. А на отдыхе он начинает тебя подбешивать. И с каждым днем все сильнее и сильнее. Вдруг оказывается, что ты должен составлять ему компанию в разнообразных сумасшествиях. Или, если это дама, у нее открывается бешенство матки, и тебе приходится все время волноваться, вернетесь вы вдвоем, или ты уже будешь сопровождать цинковый груз. А еще твой компаньон может разбрасывать по комнате вещи. Или брать попользоваться твои.

А самое страшное — если из тебя начнут делать «мамочку». Для меня это просто непереносимо. Человек ведет себя так, как будто ты его родная и единственная мать, главное чаяние которой — обслужить своего крошку и облегчить ему жизнь. А тебе же тоже хочется отдыхать, а не заниматься отдыхом других? Да! Девочки! Я забыла про ПМС! Он есть у обеих, если они еще не двумя ногами в климактерическом периоде. А девушкой начинаешь становиться ровно по приезде на место отдыха, если это юг.

Вернемся к подружке Ленке, потому что, заработав денег, мы же поехали отдыхать. Надо отметить, что на момент принятия решения мы обе были уверены, что знаем друг друга очень хорошо. И не доставим друг другу никаких хлопот. И именно эта уверенность чуть не обернулась трагедией.

Значит, поехали мы. В Крым. Естественно, дорога на поезде была очень утомительна, в Симферополь мы приехали в пять утра, потом до часу дня бродили по городу. Осмотрели местную достопримечательность — Ильича в парке. Ильич был очень трогательный — размером примерно сантиметров семьдесят, он стоял на постаменте, выкинув руку с кепочкой в привычном жесте. Заботливые симферопольцы покрасили его серебряной краской и отполировали лысину.

Мы сходили в кино, пообедали в кафе и на автобусе, как порядочные, отправились в Судак.

Нехилый промежуток времени в автобусе без кондиционера под палящим крымским солнышком благости не добавляет. В Судаке еще с часок хождений по пыльным раскаленным дорогам, и вот — комнату мы сняли. Сняли, расположились, переоделись, помылись — и поняли, что мы обе девушки. В полный рост. И ПМС, со всеми вытекающими, присутствует. На этом месте подруга моя Ленка легла на кровать и стала, постанывая, говорить, как ей плохо и как она, кроме того, хочет есть.

Ну, есть так есть. Но для того, чтобы осуществить процесс, нужно же где-то добыть какой-то еды? Тушенка у нас, слов нет, была с собой, год как-никак был какой-то из восьмидесятых, но ведь тушенку одну жрать не будешь? Жирно и невозможно.

Ладно, в конце концов мы из пионеров, и я поперлась на рынок. Купила картошки, помидоров, перцев, сметаны. Вернулась. Жарко, потно, голые плечи, защищенные только кожей, начинают гореть. Организм слабнет от этого всего. Ленка лежит на кровати, стонет и не выражает никакого желания участвовать в процессе готовки.

Ладно, пионерская готовность еще не испарилась. Поскольку хозяева были в отлучке, я долго ковырялась ножиком в консервной банке. Для того чтобы ее открыть. И открыла-таки, хотя высшее техническое образование на тот момент было еще только начато. Но на тот же самый момент Ленка моя начала меня подбешивать. Потом я почистила картошку и попыталась пристроить подругу к приготовлению салата. Но подруга по-прежнему строила из себя слабую больную девушку и на провокации не поддавалась. Пришлось стругать салат самостоятельно. Причем с каждой минутой я чувствовала, что подбешивание активно превращается в самое настоящее бешенство. Первоклассное, когда пар идет из ноздрей, а крышечка на голове подпрыгивает. На просьбу накрыть на стол подруга также ответила отказом, что, как показала практика, было тактической ошибкой.

И вот — стол накрыт, и тут обнаруживается, что нужно сбегать за хлебом, благо магазин, где продают хлеб, ровно за углом. На Ленкину фразу: «Ну, ты, конечно, сбегаешь?» — я беру ноги и себя в руки и бегу за хлебом. Прибегаю. Раскладываю картошку с тушенкой по тарелкам, заправляю салат и зову подругу к столу. Она садится, довольным взглядом окидывает стол (я в это время стою у двери, потому что есть уже не хочу, а воду для мытья посуды надо бы погреть), отправляет первую ложку в рот и говорит:

— Так, я не поняла, что-то ты недосолила…

На этом месте глаза мои стали белыми. И изнутри, и снаружи. Я строевым шагом промаршировала к подруге, недрогнувшей рукой взяла ее за волосы и окунула лицом в горячую и жирную картошку. С тушенкой. И подержала там для надежности. После чего спросила:

— А так — досолено? — И направилась обратно к двери.

Обернулась я на какой-то странный звук. Потом провал в памяти; следующее воспоминание — торчащий сантиметрах в десяти от моей головы нож, который моя красномордая уже на тот момент подружулька с большим энтузиазмом в меня запустила.

Потом мы немножко пришли в себя и осмотрелись по сторонам. И увидели — оппа! Где мы оказались.

Когда мы приехали в Судак, дело было за малым — найти жилье. И, конечно, жилье это было не в каком-нибудь там пансионате, а в самом настоящем частном секторе. Причем, надо сказать, адрес у нас был — когда я была маленькой девочкой, мы несколько раз большой компанией останавливались у одной дамы. И она бы нас, конечно, приютила, но нам даже в ум не пришло, что перед выездом из Питера неплохо было бы поинтересоваться ее планами на жизнь. А не пришло потому, что лето для жителей Судака — всегда сезон сдачи жилья. А вот то, что она могла уехать (как потом выяснилось, к дочке, нянчить недавно приобретенного внука), — мы не предусмотрели.

Постояв у закрытой калитки, повздыхав в унисон нутриям, которые вздыхали за сеткой рабицей на соседнем подворье, мы пошли искать ту самую пресловутую койку — рубль в сутки.

Передвигались мы, описывая концентрические круги вокруг заветного дома. И достаточно скоро нашли себе пристанище. У Клавдии Петровны и Ивана Петровича был дом на соседней улице. От калитки к дому вела дорожка через яблоневый садик. Первое, что мы увидели, — это туалет типа сортир, состоящий из двух кабинок. На каждой кабинке были буквы «М/Ж». И на одной, и на другой. То есть совершенно без половой принадлежности сортиры.

Домик был двухэтажный, причем хозяева не ютились. Они жили в самой большой и просторной комнате. Однако предприимчивость Клавдии Петровны вызывала сначала ужас, а потом восхищение. Итак, посчитаем, сколько же народу проживало в ее доме.

Зайдя в дверь, вы попадали на просторную веранду. На веранде стояло три холодильника, три плиты, большой стол со стульями вокруг него и несколько маленьких столиков, разделяющих плиты. За столом всегда сидела Клавдия Петровна. Дело не в том, что это самое прохладное место в доме, как утверждала жалующаяся на климакс Клавдия Петровна. А в том, что тут она в курсе — кто когда пришел, кто когда ушел, кто что готовит и кто о чем говорит. Огромным достоинством съема угла в этом доме была баня, которая топилась каждый день; все проживающие могли ежедневно там мыться. Горячей водой. Кто помнит отдых в Крыму в середине восьмидесятых, тот оценит.