– Все плохо?

– Относительно. – Она глянула искоса.

– Я понимаю, – сообщил без обиды.

– С одной стороны, землю поделили, но всем не досталось. Очень много зависело – юг или север, к примеру. На Украине и в Польше были большие поместья, а у нас, смоленских дворян, одни слезы. Так выкручивались за счет аренды. Вот и вышло: где густо, а где пусто. У нас на одного мужика меньше десятины, и как жил нежирно, так и продолжает, а у хохлов кулаки натуральные нынче обычное явление. У иного земли с хорошее поместье, и полдеревни на него батрачит. Что изменилось по большому счету? Ну, вместо дворянина угнетает как бы не похлестче. Он-то каждого насквозь видит и не пожалеет. С другой, уже в ноябре тысяча девятьсот восемнадцатого года было объявлено о пособиях для безработных, запрещено использование детского труда. Введен восьмичасовой рабочий день, хотя этот закон касался только крупных предприятий. Правительство подтвердило мораторий на рост квартплаты, введенный в годы войны, издало декрет о запрете на увольнение. Позже появился закон об обязательном отпуске для рабочих, составлявший, правда, всего одну неделю в году.

– При этом пятьдесят рублей в месяц жалованье очень хорошего токаря.

– В точку! Знаешь, сколько берут за паспорт для выезда за границу? Двести пятьдесят рубликов. И он одноразовый. Захочешь снова – плати. Много народу позволить себе может?

– Как и автомобиль.

– Хорошее сравнение. Если не брать в расчет финансовую элиту и высшее офицерство, его могут позволить себе чиновники высшего и среднего ранга, управляющие, инженеры, адвокаты, врачи, директора и руководители. Всё. Нам, к сожалению, до Америки, как до Луны.

– Спасибо за занятный разговор.

– Не только, – она показала откровенно похабный жест, – могу?

Интересно, она и с другими не стесняется или только с ним.

– Я серьезно. Ты забываешь, что об этом знаний не имею, поскольку институт благородных девиц не оканчивал.

– Откуда ты… Поймал, – усмехнулась. – Было такое, правда, не закончила по независящим обстоятельствам. Московское училище ордена Святой Екатерины, откуда нас погнали по домам в связи с революцией.

– А это что? – глядя на суетящихся людей на пустыре у реки, заинтересовался.

– Так ярмарка. Зерно уже убрали, картошку заканчивают.

– Нет, вон то, – показал.

– А, похоже, шатер ставят. Цирк, скорее всего. Московский генерал-губернатор выгнал на днях за политические репризы, вот и перебираются. У нас своего нет. Кто захочет – приедет, а вне города нет его прямой власти.

– Цирк – это чего? – терпеливо переспрашиваю.

Что-то смутно знакомое. Вроде в голо видел, но совершенно не отложилось.

Анна уставилась в недоумении. Иногда я ставил ее в тупик странными вопросами. Все знают такие вещи.

– Представление показывают, – растеряв весь апломб ученой дамы, попыталась объяснить, – с участием клоунов, фокусников, акробатов, борцов, дрессированных животных.

На последнее я моментально сделал стойку. Где искать в густонаселенном районе сильного дикого зверя, причем желательно хищного, не представлял. А здесь подворачивался шанс. Если не получить нужное животное, пока есть время, и конденсатора нет, то выяснить, откуда берут. Ну не ехать же, натурально, в леса Сибири или пуще того – в Африку. А про цирк – сообразил. Это ж запретили за жестокое обращение с животными, когда совсем молодой был. Потому и не вспомнилось. А клоунов знаю.

– Если не видел, должно быть интересно.

– Пойдем?

– Извини, домой пора.

– Проводить?

– Не стоит.

Не хочет, чтоб видели вместе. Ну, оно и к лучшему. Сцены ревности нам обоим ни к чему, а без нее свободнее общаться с чужими людьми. Ладно, на представление можно и потом посмотреть, никуда они не денутся в ближайшее время. А сейчас пора к репетитору. Нехорошо заставлять ждать.

Когда приблизился к знакомому дому, обнаружил нетерпеливо пританцовывающего Михаила возле подъезда.

– Идем, – сказал тот сразу, позабыв поздороваться.

– Куда?

– Ну, ты ж просил найти чистые металлы. Вот и сходим в химическую лабораторию. Я договорился. Только…

– Я заплачу.

Если что-то можно решить при помощи денег, то не проблема, а расходы. А Анна уже двух денежных клиентов подкинула. Точнее, клиенток. По запросам ничем от фабричных девчонок не отличались. Здесь морщинки убрать, тут родинку. Работа плевая, а сотня рублей с обеих. Половину Ульяне отдал, вторую себе оставил. И скрывать не стал. Молодому человеку надо не только на гармошку. Остальное тоже открыто делал, ставя в известность. Мамаша прекрасно поняла, зачем нужен паспорт, а заодно и справка от врача. Дохтуром больше не называю. Усвоил, что неправильно и простонародно.

– У него язва застарелая, – вздохнув, объяснил Михаил.

Это насколько должна замучить, чтобы работник аптеки обратился к сомнительному типу, лечащему руками.

– На месте посмотрю, обещать заочно… – развожу руками.

– Это понятно. Потом, – сказал, показав на корзинку, – я обещал, к этому времени подойдем.

Дальше мы шли, а на меня обрушился град вопросов. Репетитор прямо на ходу проверял выученные уроки. Немецкий для меня родной, английский неплохо знаю. Двух языков – достаточно, и французский не требуется, но мог бы и на нем потрещать. Вторая жена была из Нормандии, и нахватался невольно, общаясь с ее родителями. Михаил остался доволен, хотя регулярно ругался за неправильное произношение. В его понимании. Я как раз на хохдойче прекрасно объясняюсь. Но язык изменился, хотя и не радикально. Вот ему и кажется, не так говорю.

Лаборатория оказалось совсем не тем, что представлял. При аптеке изготовлялись лекарства, что тоже крайне любопытно, и неплохо бы зайти еще раз. Тем более и предлог имеется железный. Та самая язва, которую взялся лечить. Ничего ужасного, хотя клиенту наверняка доставляет массу неудобств, и в будущем могло стать гораздо хуже.

– И как? – спросил, криво улыбнувшись, мужчина лет тридцати, абсолютно не похожий на соплеменника Михаила.

Вряд ли крещение могло изменить цвет волос или превратить горбатый нос в курносый. Я заподозрил то, чего нет? Тем более фамилия Столяров. Имя у него странное – Феликс. Но чего не бывает.

– Вылечу, – заверил и посмотрел с намеком.

– Практически вся таблица Менделеева, – правильно понял собеседник и показал на доску с разложенными на ней в строгом порядке образцами. Кое-какие клетки были пустыми, но с записями предсказанного атомного веса.

Я привык именовать ее просто периодической таблицей, но тут явно от желания застолбить за русскими изобретение. Были и иностранцы, нечто такое рисовавшие в те годы. Только французы знают о своем де Шанкуртуа, а англичане об Одлинге. А мне чхать на всех трех.