В соседнее кресло слева тихо присел пожилой человек. Олег мельком взглянул на него и отметил, что пожилой одет добротно и даже сравнительно «по-молодежному», но не богато, и не очень уверенно чувствует себя в таком месте. Наверное, он предпочел бы санаторий для ветеранов всевозможных войн, но, видимо, небедствующие дети отправили родителя сюда.

Ничего интересного в мире не происходило, не считая того, что все в принципе катилось к концу света, и Олег начал позевывать и просматривать последнюю – развлекательную – страницу.

– Э-э… простите, – раздалось слева. – Вы кроссворд решать будете?

Олег поднял голову. Говорил пожилой. На его, не слишком даже морщинистом лице, смущение боролось с азартом.

– Да нет, пожалуйста, – пожал плечами Олег и передал газету пожилому. – Решайте на здоровье.

– Вот спасибо, – ответил пожилой и извлек откуда-то ручку. Снял колпачок. Ручка оказалась дорогой моделью избитого, в общем-то, «паркера». Что-то подсказало Олегу, что ее перо – из чистого золота. Это как-то не очень гармонировало с общим обликом пожилого. Тот заметил реакцию Олега и смущенно пожал плечами.

– Ручку сын подарил. Знает, что я люблю перьевые… Так… Слово по вертикали, означает «недоступность пониманию, нечто лежащее за гранью разума», двадцать букв. Что это?

Олег недоуменно пожал плечами. Фиг его знает…

– Трансцендентальность? – задумчиво протянул пожилой. – Подходит… Тэк… А это что? Материализованная свобода по Гегелю, пять букв… «Право», что ж еще… «Доопытность» Что это может быть? Ага! «Априорность»… Вполне подходит… А это что, из одиннадцати букв? «Апокалипсис»? Но тогда «коллапс» по горизонтали ни туда и ни сюда…

«Е-мае, – подумалось Олегу. – Что это еще за кроссворд такой? В желтой-то газетенке?»

Поймав себя на мысли, что он так и не вышел на улицу, Олег откинулся на спинку кресла и из-под полуопущенных век наблюдал за людьми.

…Вот эти двое молодых – он их явно где-то видел… И не вспомнить никак… В кино, что ли? Может быть… Развелось сериальных актеров, как собак нерезаных, запомнить всех просто физически невозможно…

А это что за толстый коротышка с тетей совершенно фантастических форм? М-да, такое ощущение, что тетю изготавливали непосредственно под заказ коротышки – у кого еще будет такой взрыв эротической фантазии на фоне преодоления комплексов? А если делали эту даму на заказ, то наверняка, для верности удалили и мозги – вон как улыбается! А глаза испуганные, видимо, сообразить не может, где находится, и что делать… А может, это просто кажется, и девица со своими формами выходит за рамки стереотипов? А может наоборот – это она делала себе коротышку под заказ – тоже вследствие комплексов своего роста и форм – совершенно естественным образом произросших на хорошем питании из фантастически сложившихся генов?

Да, вопрос на миллион.

Упс! А вот и Катя… Кого это она высматривает? Уж не меня ли? Только бы не заметила… Фу! Не заметила… Можно расслабиться на некоторое время…

Елки зеленые, да сколько ж этих футболистов! Еще с десяток подвалило… Тут становится тесно… Пойти, что ли, действительно, погулять?..

– Э… Молодой человек! Ваша газета, – обратился к нему пожилой, протягивая кипу листков.

– Да оставьте себе, решайте кроссворд…

– Так решил уже!

– М-да? Удивительно… Мне он показался довольно сложным…

– А, ерунда. Жизнь – она куда как сложнее любых кроссвордов…

– С вами трудно спорить.

– Да и не нужно. Вы ведь в этом уже убедились, Олег…

Олег внимательно посмотрел на пожилого. Еще один. Женщин и стариков уже подсылали. Скоро, видать, детей начнут…

– Вы на кого работаете? – спросил Олег и понял, что сморозил глупость.

– Я? Да на пенсии давно, – улыбнулся пожилой. – И вообще, никогда ни на кого не работал. Служил – это да…

– В органах, небось, – предположил Олег. Равнодушие к сюрпризам сказывалось – ему плевать было, на кого работает этот любитель кроссвордов. Хоть на инопланетян.

– Вот уж нет. Я военным был. Связистом.

– А… Почти коллеги. А меня откуда знаете?

– Да у нас общие знакомые, оказывается. Видите ли… Я в свое время служил военным советником в одной стране в Юго-Восточной Азии… Вот оттуда до сих пор ниточки тянутся… Мой хороший друг просил вам кое-что передать на словах…

«Так вот, кто финансирует отдых пожилого! – осенило Олега, – Надо же и эти добрались до него, даже здесь… Совершенно не понятно – что вокруг него происходит? Слетелись, словно мухи на… варенье, блин! Нет, чего-то мне не договаривают по поводу всей этой возни».

– Кстати. Я так и не представился. Федор Михайлович.

Пожилой протянул руку. Олег шмыгнул носом и пожал ее. Вот это номер! С именем – попадание в самое яблочко!

– Да, как Достоевского, – по-своему поняв удивление Олега, сказал Федор Михайлович. – Родители повеселились. Они у меня интеллектуалы были. Хотя, надо признать, не многие понимают их шутку, особенно в последнее время. Ну а мне даже лучше. Хорошо, хоть Владимиром Ильичом не назвали. Не видать бы мне тогда службы во… За границей.

– Так что мне просили передать? – нетерпеливо спросил Олег.

– Хм. Друг сказал, что вы поймете, о чем речь. Он просил вас прекратить писать, как он выразился, прозу. Сказал, что добром это не кончится. Странно, да? Настойчиво так просил передать. А вы и впрямь пишите? Издавались?

– Пишу, – пожал плечами Олег. – Не издавался.

– Наверное, хотите опубликовать что-то разоблачающее? В этом случае искренне не советую. Мои друзья ОТТУДА шутить не любят. Вернее, у них совершенно специфическое чувство юмора…

– Да что вы, какие там разоблачения, – зачем-то разоткровенничался Олег. – Если хотите знать, я вообще мистику пишу – просто из головы, что выйдет.

– Да? – странным голосом сказал Федор Михайлович, – Тогда тем более...

– Вы не согласны со мной? – напористо продолжал Олег. – Почему я должен прекращать писать? Если и будет кому-то хуже, то только мне самому…

– Хм. Возможно. Только мне определенно сказали: последствия от вашей м-м… писательской деятельности будут катастрофическими. Именно так и сказали. А шутить они не любят…

– Это я понял, – довольно грубо сказал Олег.

– Вы знаете… Это, конечно, не мое дело… А, знаете, давайте выйдем на улицу. А то тут ушей посторонних полно…

– И вам так кажется?

– Я знаю.

Они вышли из бесшумно разъехавшихся дверей в бодрящую вечернюю свежесть. Некоторое время молча шли по аллее под кипарисами. Наконец, Федор Михайлович заговорил.