– Не буду, – отозвался Олег.

Зал быстро наполнялся спецназовцами и спортивного вида гражданскими. Те оттесняли людей от сцены и от тюков со взрывчаткой.

А на задних рядах кресел двое молодых людей осматривали место побоища жадными взглядами. Один из них незаметно водил из стороны в сторону невзрачным тряпичным свертком.

– Николя, сцену, сцену возьми крупным планом!

– Знаю, Санчес. Не учи ученого…

– Будем выходить – сними тайком все, что перед первым рядом…

– Ты гонишь, Санчес. Чтобы у меня отобрали камеру и записи? Я такого не переживу! Я ее брошу здесь и попытаюсь хоть кассету вынести.

– Бросишь камеру? Ты знаешь – сколько она стоит?

– А ты знаешь, сколько стоят те кадры, которые я сделал? Не знаешь? Ну, если протащим пленку – я тебе расскажу. Закачаешься…

-10-

…Они сидели на берегу моря, кидали в него камешки и впервые за все время откровенно болтали друг с другом…

Они были совсем другими, вовсе не такими, какими он описал их в своих «Мультилюдях».

Они были гораздо лучше. Потому что были настоящими…

– Самое загадочное, – таинственным голосом рассказывал Либидо. – О чем этот Эдик общался с руководством – неизвестно, но статуя самым таинственным образом исчезла. И нам запретили вообще вспоминать о ней. Грозились даже стереть память…

– А это и впрямь возможно? Я про память, – спросил Олег.

– Много чего возможно в этой жизни, – многозначительно произнес давешний психолог, а теперь – просто Свин. Елки-палки, как же не шла ему эта кличка!

– Жалко, конечно, – посетовал Либидо. – Мы так и не поняли, как она действует…

– А может, никак она и не действует, – отозвался Свин. – Просто кому-то очень хочется молиться новому божеству. Хорошо, что она исчезла. И без нее у нас скоро будет дел по горло…

Они созерцали закат над задумчивым морем и слушали крики чаек, кружащих вокруг башни сотовой связи…

– Пап, напиши за меня сочинение, а?

– Это еще с какой стати?

– Ну, ты знаешь – я ненавижу писать сочинения. У меня все равно не получается…

– То есть, ты хочешь, чтобы от твоего имени писал кто-то другой? А ты просто подпишешься под этим?

– Не понимаю… О чем ты?

– Вначале напишут сочинение. Потом заявление…

– При чем здесь…

– Потом от твоего лица будут писать газетные статьи, подписываясь именем народа. А тебе нечего будет возразить – ведь от твоего лица пишут всегда…

– Потом вместо тебя поставят крестик в избирательном бюллетене… И этот мир будет написан другими…

– Как это?

– А очень просто. Интересно, правда, что ты будешь делать, когда уже твои дети будут просить тебя написать им сочинение?

– Ну уж, я не откажу, конечно…

– И что же ты напишешь, если ты сам не умеешь? И что же – все повторится сначала?

– И что же делать?

– Пиши сочинение. Я уверен, тебе есть что сказать.

– И что писать?

– Все, что хочешь. Это будет твой мир…

– Так сочинение – о Пушкине… Тоска зеленая.

– Даже Пушкин в твоем мире будет особенным. Только таким, каким его видишь ты. Ведь никто не может запретить тебе творить свой мир по своему разумению. Даже Пушкин.

– Ты серьезно?

– Серьезнее не бывает.

– …Эй, мечтатель, открой глаза.

Олег вышел из полудремы и поежился от прохладного бриза. Тварь смотрела прямо ему в глаза, и ее волосы щекотали ему шею.

– Я тут подумала… – ее глаза сверкнули озорным огоньком, и Олег невольно напрягся, ожидая подвоха. – Видишь, как все обошлось… Но тебе просто необходима еще одна вещь, без нее ты теперь просто не сможешь жить так, как это действительно нужно тебе…

И она протянула ему плоский предмет, перевязанный, словно коробка конфет, мятой видеопленкой.

Олег удивленно поднял брови, хотел было возразить, что не примет такой дорогой подарок, но потом понял, что именно она имела ввиду.

И ощущение жизни сразу же обнадежило его новым смыслом.

Ведь это был новый ноутбук.

Краснодар, 2005