Толяну, он тут лично был.

С лопатой и метлой от дома к дому

Удав под видом дворника ходил.

Два опера как будто бы грузили

Носилки, и Витёк в грузовике

Сидел со мной как раз в том самом ЗИЛе,

И Коля прохлаждался налегке,

Изображая юного спортсмена,

Махал руками возле турника,

Плечом вертел, чеканил мяч коленом,

Кирпич колол ударом кулака.

Мол, он простой дворовый обитатель,

Мечтающий сравниться с Брюсом Ли.

Вдох-выдох! Кхья! Поверь мне, мой читатель,

Что мы бы так с тобою не смогли.

Сергуня с Вовкой вдаль смотрели зорко

В свои бинокли. Едут! Мяч в игре!

Да, вот они — и «Волга», и «семёрка»,

Уже у нас под носом, во дворе!

Тут сохраняй спокойствие, рассудок,

Пускай они сперва войдут в подъезд

И всё, что надо, вынесут оттуда,

Вот тут мы и поставим жирный крест

На этой всей истории. Заходят!

Минута, и по лестнице гуськом

Идут назад. Идите! Путь свободен!

Последний миг — и мы уже поймём,

Зачем они вообще сюда совались,

И кто кого оставил в дураках.

Всё, вон они уже, нарисовались

С коробками картонными в руках.

И скачет пульс, и нервы на пределе,

И вот уже мы вяжем всех подряд!

Они и пикнуть даже не успели,

Когда Потап скомандовал: «Захват!»

Но как-то попытались всё же скрыться,

Рвануть в бега, мол, шанс не так уж мал,

Но грузовик, тот самый «ЗИЛ-130»,

Он слово своё веское сказал!

Витюха перекрыл им всю дорогу,

И «Жигулям» бросаться на него –

Как будто моське спорить с носорогом,

Людей смешить и больше ничего!

«Уходим!» — крикнул голосом гнусавым

Их главный. Он хоть ухо-то востро

Держал своё, но всё-таки Удавом

Был брошен на асфальт через бедро!

И Фаберже, эксперт их самый главный,

С глазами потемневшими на лбу,

Метнувшись вбок, позорно и бесславно

Вцепился в водосточную трубу!

Инфаркт как будто скрючил человека.

Согнувшись пополам, разинув рот,

Стоит — ни «бэ», ни «мэ», ни кукаре́ку,

Как будто он вот-вот уже помрёт!

Ну всё, не спим! Работаем по цели!

Его скрутили. Есть! И на других,

На остальных наручники надели

За шесть секунд на всех на пятерых.

Ну, а потом два месяца рутины,

Мы день и ночь плели стальную сеть,

Они там явно были не кретины,

Пришлось, как говорится, попотеть.

С такими опознание, допрос ли –

Задача не для среднего ума.

Сначала в КПЗ три дня, а после

СИЗО уже, Бутырская тюрьма –

Такой у них маршрут, всё как обычно,

Всё тот же распорядок и режим,

Хоть взяты они не были с поличным,

Но общий ход вещей неумолим.

Они, что было, всё почти признали,

Чтоб максимальный срок не получить.

Мы тридцать эпизодов доказали,

С которых им уже не соскочить.

Вот он и к нам пробился, солнца лучик.

Хотя и были мы настороже,

Но то, что все мы премию получим,

Реальностью казалось нам уже.

Ребята, вы мне можете поверить?

Нам по тридцатке лично обещал

Тот самый, бесноватый, вроде зверя,

С Петровки, тридцать восемь, генерал.

Характер у него, конечно, склочный,

Но, что он отвечает за слова,

Вам подтвердит, я это знаю точно,

Вся наша милицейская Москва.

И выдали ведь! Всё, как обещал он,

Случилось! Я, как вспомню это всё,

Как будто от какого-то причала

Какая-то волна меня несёт.

Я даже позабыл, о чём тут речь-то,

А, вот о чём: товарищ наш Удав

Вернул свою невесту. Это нечто.

Она к нему, неделю отрыдав

По той любви, что в памяти теперь уж

Какая-то накрыла полумгла,

Сказала (ты, читатель, не поверишь):

«А всё же дура дурой я была!

Любовь — она имеет свою меру,

Найди её, и можешь дальше жить!»

Она, узнав зарплату инженера,

Раздумала к нему переходить

(Жаль, не могли во время СССРа

В тюрьму за меркантильность посадить!)

Удав потом с улыбкою счастливой,

Мол, я три дня баклуши буду бить,

Позвал нас на природу выпить пива,

Ему хотелось премию обмыть,

А заодно возврат своей невесты,

Возможно, даже будущей жены.

Когда он нас привёл туда на место,

Немного были мы удивлены.

Мы в облаках, конечно, не витали

Насчёт родных красот, но всё равно

Давно такой разрухи не видали.

У нас так быть в России не должно.

Он нас привёл туда же, где когда-то

Хотя и помнить это тяжело,

Ушастый от своей ушёл расплаты.

Полгода с того времени прошло.

Разделав воблу весело и ловко

И сухари солёные достав,

Витюха, я, Толян, Сергуня, Вовка,

Стажёр и сам, конечно же, Удав

На брёвнышке сидели, прохлаждаясь

В лучах заката ярких, золотых,

И тосты, тосты разные рождались,

И дождь прошёл, и ветер поутих.

Психолог с нами был ещё, тот самый,

Что нам мозги настроить помогал,

Когда была завязка этой драмы,

И депресняк глушил нас наповал.

Он к нам с тех пор захаживал частенько,

Хотел найти логическую нить,

Мол, это как — башкою лезть на стенку

И мозг при этом целым сохранить?

Удав бы нас в кафе, в пивную пригласил,

Но это было уже выше его сил,

В связи с Указом всё вокруг позакрывали.

Иди в столовую, народ, и пей кефир!

Короче, вот она, природа, антимир,

Где мы уже друг другу пиво наливали.

Девятнадцатая глава

Нельзя без тревожного стона

На всё это было смотреть –

Какая-то база, промзона,

Не жизнь тут, скорее, а смерть.

Психолог, что к нам напросился,

Он словно помешанный стал,

Как сломанный столб, покосился,

Когда это всё увидал.

Свечою зажглась поминальной

Высокая в небе звезда.

«Удав, ты, вообще-то, нормальный?

Зачем ты привёл нас сюда?»

И, глядя на эту разруху,

Эстет весь такой из себя

И он же философ, Витюха

Сказал: «Да и ладно. Судьба!»

В какие бы светлые дали

Каким бы ни шли мы путём,

В конечном итоге едва ли

Куда-нибудь мы попадём,

Чтоб там хоть немного по сути

Пейзаж отличался для нас

От этой невиданной жути,

Что видим мы с вами сейчас.

Психолог писклявым фальцетом

«Смотрите, — сказал, — котлован!

Там дна у него даже нету,

А значит, я полный болван,

Что с вами сюда притащился,

Себя не спросив самого,

Во мне позитив