В других ящиках я обнаружил лишь технические документы и заметки. Попытался выборочно просмотреть их, но на первый взгляд ничего интересного не нашел. Впрочем, и понял в них немного. Достал и сфотографировал все документы по очереди для наших спецов из Центральной информационной базы – пусть проверят, чем занимается Тзенонг и не интересует ли его что-нибудь лишнее.

Затем я стал снимать с полок книги, каждую из них брал за переплет и тряс. В книгах ничего не обнаружилось. Посмотрел под мебелью, тщательно прошелся по всему списку возможных тайников: под матрасом, под досками пола, под обоями и так далее – нигде ничего. Наконец перешел к самому очевидному месту – шкафчику для документов. В первом ящике нашлась карта мира с отмеченными на ней атомными электростанциями. Карта, скорее всего, требовалась Тзенонгу для занятий – однако любопытно было, кто и с какой стати заштриховал красным территории Британии, Франции, Испании, Канады и США. Кроме того, на карте обнаружилась россыпь стрелок, на вид напомнивших мне схему воздушных потоков января. В Атлантике эти стрелки были коричневыми, но, пройдя через заштрихованные красным территории, сами становились красными и некоторое время такими и оставались. Я сфотографировал карту и убрал ее на место. Больше ничего особенно интересного не обнаружилось.

Я отпер дверь и замер на пороге, прислушиваясь, нет ли снаружи шагов. Самый неприятный момент в нашем деле – терпеть его не могу. Наконец, глубоко вздохнув, выглянул наружу. Никого. Можно идти.

Я выбрался из здания, со двора, с парковки и наконец из Оксфорда. День вышел плодотворным, хоть и утомительным: двух часов сна ни телу моему, ни мозгу явно не хватило. Дождь лил стеной, «дворники» грустно шуршали по стеклу. Было всего три часа дня, но уже темнело. Я ехал домой, вполне довольный своими успехами.

Вдруг сзади отчаянно загудели. Сигнал становился все громче. Я открыл глаза.

– Черт!

Я вывернул руль влево – и тридцатипятитонный грузовик с грохотом пронесся по тем четырнадцати с половиной футам асфальта, которые тысячную долю секунды назад освободил я. Дрожа от потрясения, мысленно ругая себя за то, что умудрился заснуть за рулем, я затормозил, съехал на обочину, съежился на сиденье и прикорнул на часок.

* * *

Когда я подъезжал к дому, дождь уже прекратился. Было почти восемь вечера. Я обогнул угол, намереваясь заехать прямо в гараж, – и всего на какую-нибудь четверть дюйма разминулся с массивной темной тенью посреди двора. Тень эту я сразу узнал: «Гольф»

Дины. И за шторами в доме горит свет. Вот так так! День сразу показался как-то светлее. Я поставил «Ягуар» в гараж и открыл дверь.

В доме божественно пахло едой. Я вошел на кухню. Дина и головы не подняла.

– Ты ублюдок, Макс Флинн. Тебе это известно? Грязный ублюдок!

– Слышал уже, – устало ответил я.

– Что значит «слышал уже»?

– Думаешь, ты первый человек на земле, выяснивший обо мне эту тайну?.. Ты примерно семьдесят шестая.

Разрабатывая форму своих кастрюль и сковородок, фирма «Ле Крезе» не особенно задумывалась об аэродинамике – видимо, не предполагала, что ее посуда будет летать. Да и когда сковорода до краев полна кускусом, ее летные качества не улучшаются. Так что тяжелая сковородка, пущенная мне в голову, не убила меня на месте, а врезалась в стену в полуметре от моего правого уха.

Оба мы гневно уставились друг на друга. Добрая минута прошла, прежде чем Дина нарушила молчание.

– Ага! – сказала она. – Ну и видок у тебя!

– Чувствую я себя так же, как выгляжу.

– Выпьешь?

Я кивнул.

– Я уж думал, больше тебя не увижу.

– Тебе повезло, – ответила Дина. – Я зубную щетку забыла.

И кажется, на лице у нее, под безумной копной зелено-оранжевых волос, мелькнул проблеск улыбки.

Распрощавшись с Гарри Слэном, Дейк Шледер сел за стол и глубоко задумался. Все прошло успешно, но нельзя сказать, что он был рад. То, что он делал, Шледеру совсем не нравилось. Однако ему нравились богатство и власть; и, как умный человек, немецкий промышленник не мог не понимать, что процветание семейной бизнес-империи в течение трех поколений никак не может зиждиться на строгих моральных принципах.

Человек, что несколько месяцев назад явился к нему в гамбургский офис, моральные принципы и в грош не ставил. Этот человек, назвавшийся Вальтером Хауптмерцем, объявил секретарше, что пришел с неким деловым предложением, но говорить будет исключительно с самим герром Шледером. Нет, никто из его помощников или заместителей не подойдет. Из любопытства Шледер назначил ему встречу.

Хауптмерц оказался здоровяком с круглым добродушным лицом и лукавыми искорками в глазах. Он вошел в кабинет Шледера в модном костюме «в елочку», подобранном по фигуре, однако лишенном той тщательности, того внимания к деталям, что выдает одежду, сшитую на заказ. Ворот пиджака сзади немного топорщился; одно плечо у Хауптмерца было чуть выше другого, и костюм этого не скрывал; на манжетах имелись пуговицы, а петель не было даже фальшивых; полоски на костюме прерывались плечевыми швами и карманами. Словом, ясно было, что костюм покупной, хотя и из дорогого бутика. Узкий галстук от Кардена и плоский портфель от Этьена Энье также подтверждали, что их владелец не бедствует. Шледера, насмотревшегося в деловом мире на самые разные типажи, внешность незнакомца немало удивила: казалось, в нем международный торговец оружием слился воедино с менеджером по продажам из какой-нибудь французской косметической фирмы.

Они пожали друг другу руки и сели. В сравнении с гамбургским кабинетом Шледера нью-йоркский его кабинет выглядел тесным, как шкаф; однако Хауптмерц держался как ни в чем не бывало. Он положил на стол свой портфель, открыл его и наклонился вперед.

– Герр Шледер, – заговорил посетитель с широкой улыбкой, извлекая из кармана пиджака золотую зажигалку «Данхилл», – вы когда-нибудь видели что-либо подобное? – И протянул посмотреть.

– М-м. по-моему, это зажигалка, – откликнулся Шледер, гадая, все ли у его гостя в порядке с головой.

– А вот и нет! Это только с виду похоже на зажигалку, герр Шледер!

Гость потянул зажигалку двумя руками в разные стороны – и она распалась на две половины: раздался пронзительный писк, через секунду затихший. Гость положил обе половины «зажигалки» на стол, подвигал, покрутил. При движении странный прибор снова начал пищать, то громче, то тише. Наконец Хауптмерц положил «зажигалку» так, чтобы она умолкла.

– Новейшая разработка в области борьбы с подслушиванием. Когда этот прибор включен, ни один микрофон, сколь угодно чувствительный, сколь угодно близко расположенный, не сможет записать ни единого внятного слова. В обеих половинах есть и приемники, и передатчики: работают они на частоте, которую мы слышать не можем. Прибор гасит звуковые волны, не воздействуя на обычный человеческий слух и нормальную человеческую речь. – И он улыбнулся.