Брауншвейгским семейством, императрицу ждут большие неприятности. При всем безумии этого заявления Вика была уверена, что ей поверят. Елизавета была занята обрушившимися на неё вопросами правления, поэтому вникать в пророчество Виктории не стала, благосклонно кивнула: «Езжай!» и погрузилась в принесённые ей бумаги. Императрица ничего не могла в них разобрать, но с первых же дней показать равнодушие к делам государственным посчитала неприличным.

Когда Виктория появилась перед Анной Леопольдовной, та бросилась к ней с объятиями.

— Я боялась, что мы уже никогда не увидимся, — голос свергнутой правительницы дрожал.

Даже Юлианна заулыбалась:

— Хорошо, Виктория, что Вы поедете с нами.

Вика удивилась: про её якобы «дар» словно позабыли, не попросили рассказать, что их ждёт впереди, впрочем, чего спрашивать? И так всё понятно.

Из дворца привезли вещи, чтобы отобрать нужное в дороге. В распоряжение опальному семейству Елизавета отдала своих слуг.

— Не надо их к сбору вещей допускать: ещё наркотики подбросят или ещё какой беспредел устроят, — тут же посоветовала Вика.

Мысль про наркотики никто не понял, но Анна Леопольдовна распорядилась, чтобы прислуга Елизаветы Петровны вещей не касалась.

Той же ночью арестованную семью посадили в закрытые возки и повезли в Ригу, чтобы далее, как было обещано в манифесте, отправить её в немецкое «отечество». Начальнику конвоя генерал-полицмейстеру Салтыкову были вручены три инструкции. Первая, публично зачитанная, требовала как можно быстрее доставить семью императора Иоанна через Ригу в курляндскую Митаву, оказывая «их светлостям должное почтение, респект и учтивость» и обеспечивая в пути «всякое довольство». Вторая инструкция вслух не зачитывалась, в ней говорилось, что следует объезжать крупные города или проезжать через них ночью, не останавливаясь; а все письма, написанные изгнанниками «отбирая, присылать в Кабинет, однако так осторожно поступать, чтоб они признать не могли». Третья инструкция «секретнейшая», предписывала «ради некоторых обстоятельств» везти арестантов, наоборот, как можно медленнее, а в Риге держать их под строжайшим караулом до получения дальнейших указаний о выезде в Митаву.

XXIII. Санкт-Петербург — Рига, декабрь 1741 года

Как же было холодно! Виктория Чучухина, укутанная-завернутая, из-под пухового платка ничего толком не видящая, замерзала в карете государева поезда. Они тут ничего не знали о глобальном потеплении и о теплых железнодорожных вагонах ничего не знали, даже в плацкарте теплее, чем в государевом поезде. Едут через Ригу и Митаву в Брауншвейг к каким-то родственникам Антона Ульриха, причём, до Риги добираться пять суток, ну, семь дней, если уж совсем не спешить (Вика узнала у офицера конвоя ещё в Петербурге), а они уже третью неделю топчутся на месте.

Путешествовать приятно, но на этот раз поездка не доставляла удовольствия — к холоду и неудобствам дороги прибавилось подавленное настроение путников. Радовалась только Вика: от угроз Слеповрана дистанцировалась, едет за границу, может, в германских замках будет покомфортабельнее, чем в Петербурге, должны же где-нибудь быть душ и горячая вода в кране (о ходе развития технического прогресса Виктория Чучухина имела весьма смутное представление), неслучайно в рекламах всегда нахваливали «немецкое качество продукции». Вика мечтала о предстоящей жизни: надо будет немецкий выучить, ну это нестрашно. Вон, Анна Леопольдовна из Мекленбурга двухлетней была вывезена, росла в Измайлове у своей бабки, где про иностранные языке не вспоминали, только когда бездетная Анна Иоанновна взяла тринадцатилетнюю племянницу во дворец, стали Анну Леопольдовну учить языкам, а теперь как по-немецки бегло разговаривает: с Линаром болтала — не остановишь; значит, рассудила Вика, немецкий выучить как делать нефиг.

Кареты остановились. Виктория недовольно выглянула из окошка: какое-то поселение — низкие избы, собачий лай. И так еле-еле тащились, а тут и вовсе на ночь встали, будто лучшего места не нашлось, да и рано для ночёвки. Вскоре выяснилось, что при приближении к Нарве занемогла пятимесячная принцесса Екатерина. Анна Леопольдовна, испуганная болезнью дочери, попросила остановиться, чтобы дать больной малютке некоторый отдых. Имея тайное приказание «замедлять сколь возможно долее выезд» сверженной правительницы из пределов России, просьбу Анны Леопольдовны исполнили очень охотно.

Виктории не нравились убогие деревушки, что попадались по пути, — курные избы топились по-чёрному, скот мычал в сенях, куры кудахтали под ногами. Поэтому странница во времени, а теперь уже и в пространстве, несмотря на зимнюю стужу, в избу не пошла — отправилась прогуляться по улице, с благодарностью вспоминая Мальцева (он каким-то чудом передал ей узел, в котором оказался и пуховый платок, и меховые варежки, и ещё много чего, в дороге пригодившегося). В стороне от неё шёл офицер — за всеми высланными внимательно следили, с кем сношаются, что рассказывают.

— Вы идите, погрейтесь. Я никуда не убегу, — Вике стало жаль своего соглядатая.

— Не положено. Не ровен час, с Вами что случится.

— Да что ещё может случиться? — удивилась Виктория, но тут же поскользнулась на ледяной тропке у колодца.

Офицер подхватил барышню под руки, помог удержаться.

— Виктория Робертовна, — представилась Вика.

— Подпрапорщик Кошкаров Ефим Никонорович, — негромко произнёс офицер, он не знал, насколько допустимы разговоры с сопровождаемыми.

— Ефим Никонорович, — Вика взяла его под руку, вольность, конечно, но в этой обстановке можно и позволить, — скажите, пожалуйста, как долго нам ещё ехать.

— Не знаю, едем помаленьку, когда-нибудь доберемся.

— Вы прямо как самурай — нет цели, есть только путь, — хихикнула Вика.

Подпрапорщик Кошкаров ничего не ответил, видно было, что собеседницу не понял, но переспрашивать не стал.

— Но нельзя же три недели до Нарвы добираться! — продолжала Виктория. — Знаете шутку: сегодня исполняется ровно десять лет, как из зоопарка начала сбегать черепаха. Это про нашу поездку.

Кошкаров снова промолчал. Вике стало скучно. Жаль, что Мальцева не отправили их сопровождать, можно было хоть поболтать вдоволь.

— Ефим Никонорович, расскажите о себе. Кто Вы? Откуда родом? Армия — это Ваше призвание или родительский выбор?

Виктория спрашивала, просто чтобы не молчать. Она была уверена, что спутник вновь не ответит, но Кошкаров начал подробно излагать свою биографию. Слушать его было донельзя скучно, Вика хотела уже перебить, с очередным вопросом, но тут на заснеженной дороге появились несколько всадников. Они буквально влетели в деревню. Вика замерла: или их кибитки сейчас вернут или… А вдруг это Слеповран её хватился. В суете первых дней переворота забыл про Викторию Чучухину, носительницу компромата и, по его мнению, тайного агента неизвестно кого, а сейчас Роман Матвеевич вспомнил и погоню за ней отправил.

— Из Петербурга скакали, Преображенского полка, — заметив всадников, прервал свой рассказ подпрапорщик Кошкаров.

— А зачем? Не знаете?

— Кто ж знает. Дело непростое — по приказу государыни государыню везем. Может, в избу пойдёте, куда на